Когда я проснулся, слуга в моей комнате раскладывал одежду. Миска с пеплом исчезла. Была половина девятого. Сев в кровати, я зевнул. Слуга с удивительным благоговением сообщил мне, что ванная для владыки Карнака готова. Не знаю, что бы в такой ситуации подумал владыка Карнака, но меня подобное смешение раболепия древности и удобств современного мира насмешило. Но слуга не ответил мне улыбкой. Мужчина стоял, понурив голову, – заводная кукла, предназначенная для выполнения определенных действий. И улыбка в перечень этих действий не входила. Я взглянул в его равнодушное лицо, пустые глаза – он не видел ни меня, ни мира, в котором я жил. Он видел совсем другого человека в другом мире. И я догадывался, что это за мир.
Набросив на пижаму халат, я закрыл дверь ванной перед носом слуги, снял кобуру Макканна и спрятал ее, перед тем как выкупаться. Выйдя из ванной, я отпустил слугу. Он сказал мне, что завтрак будет готов в начале десятого, низко поклонился и вышел.
Подойдя к шкафу, я вытащил свой пистолет. Пули были на месте, более того, запасные обоймы лежали рядом с оружием. Может быть, мне приснилось, что патроны забрали? Меня охватило сомнение. Если я ошибался, то можно будет сказать, что все вышло случайно… Я направил пистолет на окно, прицелился в море и нажал на курок. Послышался щелчок. Мои патроны подменили на холостые – и положили в шкаф, пока я спал утром.
«Что ж, с таким предупреждением и трупных мух не надо», – подумал я, пряча бесполезный пистолет.
К завтраку я спустился, холодея от гнева. Я готов был на любую грубость.
Мадемуазель Дахут ждала меня, прозаично читая газету. Стол накрыли на двоих – вероятно, ее отец был занят. Взглянув на Дахут, я почувствовал, как к моему гневу и ненависти примешиваются восхищение и нежность. Я ведь уже писал о том, как она красива. Никогда она не была так красива, как этим утром: свежа, как заря, кожа – чудо, глаза ясные, скромные… Не убийца, не шлюха, не ведьма, пусть в глубине души я и знал, что она именно такова. Невинная, чистая девушка.
Опустив газету, она протянула мне руку. Я с ироничной улыбкой поцеловал ее пальцы.
– Надеюсь, ты хорошо спал, Алан.
Будто мы давно уже были женаты.
Это вызвало во мне еще большее раздражение. Я сел за стол, развернул салфетку на коленях.
– Отлично, Дахут. Только вот муха досаждала. Все шептала что-то, шептала.
Ее глаза сузились, я явственно увидел, как девушка вздрогнула.
Но затем она потупилась и улыбнулась.
– Ты шутишь, Алан.
– Вовсе нет. Огромная трупная муха, все жужжала и шептала, шептала и жужжала.
– И что же она шептала, Алан? – тихо спросила мадемуазель.
– Чтобы я остерегался тебя, Дахут.
– Ты спал? – столь же тихо осведомилась она.
Теперь ко мне вернулась былая осмотрительность.
– Неужели мухи могут шептать что-то наяву? Конечно, я спал, и мне это приснилось.
– Тот голос был тебе знаком? – Она вскинула на меня взгляд.
– Когда я услышал его во сне, он показался мне знакомым. Но теперь, проснувшись, я забыл.
Она помолчала. Слуги-манекены расставили перед нами еду.
– Спрячь меч в ножны, Алан, – устало сказала Дахут. – Сегодня он тебе не понадобится. Сегодня я безоружна. Клянусь тебе. Сегодня ты можешь доверять мне. Я хочу, чтобы ты воспринимал меня просто как девушку, которая очень любит тебя. Ты окажешь мне такую услугу, Алан?
Она произнесла эти слова так просто, так искренне, что мой гнев развеялся, мое недоверие улетучилось. Мне стало жаль ее.
– Я даже не стану просить тебя притворяться, будто ты любишь меня.
– Было бы нетрудно влюбиться в тебя, Дахут, – медленно произнес я.
– Как странно… – Ее глаза затуманились слезами.
– Я предложу тебе поступить так. Сделаем вид, будто мы впервые познакомились этим утром. Будто мне ничего не известно о тебе, Дахут. Сегодня ты будешь для меня лишь той, кем кажешься. И тогда, может быть, уже к вечеру я стану твоим рабом.
– Я же просила тебя, спрячь меч в ножны! – резко сказала она.
А я действительно произнес эти слова серьезно. Я ни на что не намекал. Но мне вспомнилось жужжание мухи: «Остерегайся… Остерегайся Дахут, Алан… остерегайся Дахут…» И мне вспомнились пустые глаза слуг, их равнодушные лица. Ее рабы. Или рабы ее отца.
Я не отброшу меч. Но спрячу его.
– Понятия не имею, о чем ты, Дахут, – настойчиво сказал я. – Правда. Я именно это и имел в виду.
Она, как мне показалось, поверила мне. И на таких условиях – довольно пикантных, учитывая, что происходило в Нью-Йорке и древнем Исе, – наш завтрак продолжился. В этом был даже своеобразный шарм. Несколько раз я ловил себя на мысли, что думаю о мадемуазель именно так, как она хочет, чтобы я о ней думал. Мы не спешили и закончили в одиннадцать. Она предложила мне проехаться по ранчо, и я с облегчением отправился переодеваться. Несколько раз мне приходилось касаться пистолета Макканна и листьев в кобуре, чтобы очистить разум от сомнений. Дахут умела очаровывать.
Когда я спустился, на ней были штаны для верховой езды, а ее волосы были убраны вверх и уложены вокруг головы, будто шлем – шлем, сотканный из кос. Мы пошли в конюшню, где стояло около дюжины первоклассных лошадей. Я осмотрелся в поисках черного жеребца. Его в конюшне не было, но одно стойло оставалось пустым. Я выбрал смирную чалую, а Дахут – длинноногого гнедого. В тот момент мне, конечно же, хотелось увидеть «сад камней» де Кераделя. Пока мне не довелось этого сделать. Мы ехали по ухоженной верховой тропе, которая иногда шла у самой воды, но на большей ее части скалы и деревья скрывали океан. Пейзаж был необычным и очень подходящим для одиноких прогулок. Наконец мы добрались до стены и двинулись вдоль нее. Наверху была натянута колючая проволока, и я подозревал, что сквозь нее пропущен ток. Видимо, когда Лиас перелезал через стену, ее здесь не было. Я подумал, что он не только получил урок, но и преподал его. То тут, то там мой взгляд натыкался на смуглых невысоких людей. Я видел, что они вооружены дубинками, но не заметил другого оружия. Когда мы проезжали мимо, эти люди падали на колени.
Наконец мы очутились у массивных ворот, охраняемых полудюжиной человек. Далее тянулись луга, поросшие низкими кустарниками, издалека похожими на притаившихся людей. Я подумал, что именно здесь бедняга Лиас повстречал псов, что не были псами. Сейчас, при свете солнца, на свежем воздухе во время скачки история растеряла все свое правдоподобие. Но все же было в этом месте что-то пугающее. Я будто ненароком упомянул об этом, и Дахут, скрывая удивление, ответила:
– Да, но тут хорошо охотиться.
Она поехала вперед, не уточнив, на кого она здесь охотилась. Я и не спрашивал, ибо этот ответ сразу же заставил меня поверить в историю Лиаса.
Мы подъехали к краю стены, и, как и говорил Макканн, она упиралась в скалу, заслонявшую океан.
