— Он предупредил.
В комнате воцарилась мрачная тишина. Убейбох, держась за сердце, присел на разобранную постель. Его приятель не спускал с него напряжённых глаз.
— Не следовало затевать эту выставку.
— Вы думаете, ваш шпион связан с этим?
— В музее мне сказали, что кто-то настойчиво вами интересовался.
— Кто же?
— Странная личность. Но теперь я уверен, это был тоже он.
— Но что ему надо? — едва не вскричал Убейбох, перевёл дух и низко опустил голову. — Как всё прекрасно начиналось… Откуда он заявился? Приезжий?
— Он хорошо знает город, — Ираклий поправил тонкий пробор на гладкой голове. — Когда, заметив слежку, я попытался сбить его со следа, он, видимо, какими-то переулками всё же настиг меня и встретил в таком закутке, где мне некуда было деться. Там и завёл разговор о встрече.
— Чего он хочет?
— Пока только увидеть вас.
— Но почему вы всё это связали с моей выставкой? С этими чёртовыми рисунками?
— Побойтесь Бога, Семён Зиновьевич, я не произнёс об этом и слова, — Ираклий развёл руки в изумлении. — Это ваши предположения.
И вновь в комнате воцарилась тишина.
— Ну что же! Я пойду! — вдруг решился Убейбох, глаза его сверкнули. — Я пойду на это кладбище. Но мы сами устроим ему ловушку, если он что-то замыслил!
VII
— Что же это у нас творится! — Игорушкин с мрачной миной на лице поджал губы и легонько постучал по крышке стола ладонью, взирая на вбежавшего в кабинет заместителя. — Виктор Антонович! Что же мы бодягу развели?
— Вы про Фауста?
— Во! Уже так?
— Мне сейчас Лудонин звонил. Ему генерал разнос устроил, а у самого томик Гёте под рукой! Ну вот и… В милиции на язык острые.
— За мистику Максинов схватился. Что ж, может, и пора, если других сил не хватает. Фауста, значит, вспомнил?
— Чудит генерал.
— Сколько?
— Что сколько, Николай Петрович?
— Месяц крутимся с поганцем, а концов не видать?
— Недели нет, Николай Петрович.
— Неважно. Весь город гудит! Мне в обкоме такое понарассказали!..
— Ну, Николай Петрович… С этим не справиться. Слухи!.. Ещё Екатерина, когда Пугачёв только объявился…
— Что?
— Быстрей коляски слухи-то ползут.
— Что вы меня сказками потчуете? Екатерина! У нас кто на этом деле? Павел?
— Зинина из отпуска вышла. Я ей передал.
— Что-то она рано… И женщина?.. Вроде несподручно. Для такой чертовщины мужик крепкий нужен.
— Её профиль. К тому же Павел Никифорович опять пробуксовывает. У него двенадцать месяцев заканчивается по делу о хищениях в кооперации. В Генеральную прокуратуру опять придётся обращаться за продлением.
— Что вы? — замахал руками прокурор области. — Я туда не ходок! Хватит! Прошлый раз выслушал назидания от Бориса Васильевича. Нет!
— Вот. Чтобы не продлять сроки, я и освободил Федонина от этого дела.
— Ну ладно… Вы с Зоей Михайловной зайдите ко мне в ближайшее время, — прокурор области доверительно поманил заместителя к себе поближе. — Боронин сегодня меня в обком приглашал по этому делу.
Колосухин настороженно присел за приставной столик, напрягся, не сводя глаз с Игорушкина.
— Сектанты тайные объявились. Ему доложили: по каналам чекистов прошла информация. Под Москвой и в Сибири обнаружены националистические организации. Вполне возможно, и у нас они имеются.
— Использованы христианские символы. И потом в Библии… — Колосухин энергично покрутил шеей так, что захрустел воротничок его рубашки.
— Провокация. Специально сбивают со следа. Их цель сеять рознь! У нас в области сто пятьдесят национальностей. Представляете, какой взрыв может грянуть? Русские поднимутся на татар, татары на русских, а кавказцы! Рынки пожгут! Да что рынки? Люди! Тысячи жизней в опасности!
— Это серьёзно.
— Трагедией обернуться может!
— Надо всё тщательно проверить.
— Вот вы и свяжитесь с чекистами. Я отзвоню председателю кагэбэ. А там, может быть, и их подследственность окажется? Межнациональные отношения?.. Попытки к беспорядкам… Я не к тому, чтобы отпихнуться. Надзор всё равно наш. Тут другое: у них возможностей больше. И технических, и оперативных.
— Я понял, Николай Петрович.
— Действуйте.
VIII
Холод пустой квартиры встретил её уже на пороге.
— Кирилл? — всё же позвала она в темноту.
Тишина. Она сбросила туфли, стоя на одной ноге, дотянулась до выключателя. Свет не обрадовал. Кирилл унёсся с артисточками, как обещал. Она, ещё надеясь на что-то, скользнула взглядом по столу — записки не видно.
«А что ты хотела? — подумала и всё же сказала она себе. — Годы не те. Ты стареешь, как ни хорохорься. Это не глазками стрелять на работе в мужиков малохольных, у них одна служба в башках, они тебя одну и видят, вот и слывёшь среди них модницей и красавицей, а у Кирилла под носом целый театр действительно молодых и… И потом, блондинка эта, признайся, уже у него не первая. Хватит себя обманывать. Была и брюнетка, и шатенка, и даже рыжая…»
Она бросилась на диван и едва не разрыдалась. А ну их всех к чертям собачьим!..
IX
— Задержитесь, Юрий Михайлович, — не поднимая головы от бумаг на столе, проговорил полковник Лудонин, когда оперативники заспешили к выходу из кабинета. — У меня к вам несколько вопросов.
— Есть, — Донсков механически дорисовывал в блокноте рожицы фантастических уродцев с рóжками, то ли ведьмаки, то ли соловьи-разбойники; он и не думал торопиться, дожидался: шеф, как обычно, напоследок что-нибудь для него приготовит.
Чертенята в блокноте получались грустные и все с одинаковой нагловатой гримасой, они высовывали ему языки, демонстрируя превосходство.
— Проникся, почему мы имеем в этом деле минус единицу?
Донсков сумрачно кивнул, захлопнул блокнот.
— И что же?
— Ходы наши обычные, поэтому и не дают результата.
Лудонин вскинул глаза на капитана:
— Продолжайте.
— Версия об убийстве Большого Ивана воровской братией нами почти отработана, подтверждений не находит. Сунулись мы разрабатывать тему религиозного источника. А с чего начинать?
Полковник не прерывал, только слегка покачивал головой, вроде как свои соображения проверял, приценивался к услышанному:
— Так, так…
— У церковных служителей информации на активных иноверцев, злобствующих отщепенцев и других злодеев официально получить не удалось. Они их не терпят и близко к себе не подпускают. Естественно, не имеют с ними никаких связей.
