— Да, да, — юркий толстячок уже и столик накрыл и в рюмочки налил ароматного напитка. — Вам, может, шоколадку, Яков Самуилович? Сейчас молодёжь предпочитает сладкое к коньячку.
— Пустое, — поднял рюмку Шнейдер. — Знаете, что я вам скажу, товар-рищ майор-р…
Толстячок даже вздрогнул от неожиданности и свою руку с рюмочкой вздёрнул.
Они выпили.
— Вот, вот, — не закусывая, закивал головой Шнейдер. — Я, знаете ли, не пр-риветствую некотор-рые новые начинания.
— Как?
— Нет. Я о др-ругом, — смерил подозрительным взглядом собеседника Шнейдер. — Шоколад, кстати, это тоже оттуда. Их мор-раль. Заокеанская. Союзнички, мать их!
— Да, да…
Они выпили ещё по рюмочке, потом ещё, растягивая удовольствие. Шнейдер, задумавшись, ушёл в себя, но не забывал время от времени прихлёбывать остывающий чай. Еремей Тимофеевич норовил подсовывать ему бутерброды, но тот не притрагивался, а затем вообще достал из кармана галифе великолепную коробку и закурил «герцеговину». Он разомлел от выпитого, лицо заметно изменилось, из бледного преобразившись в розовое с красными большими пятнами — давняя причуда, удивительная для него самого и окружающих, и проходившая с количеством выпитого спиртного; тогда лицо снова приобретало прежний вид, даже бледнело до синевы, когда застолье кончалось перебором. Но до этого доходило редко. С некоторых пор Яков Самуилович берёг себя, если не забывался.
Еремей Тимофеевич, наведя между тем порядок в сумке, установил её удобнее под столом, застелил скамью и накинул на плечи домашний халат, полосатый и уютный; ещё не топили, и в вагоне холодало. Шнейдер же не торопился готовиться ко сну; лениво покуривая, он только расстегнул на кителе две верхние пуговицы, наблюдая за суетящимся соседом.
— Задача у нас с вами не такая пр-ростая, как кажется на пер-рвый взгляд… — вдруг заговорил он.
— Может, мне товарища Винегретова пригласить? — тут же насторожился толстячок, сел напротив, весь внимание. — И медика заодно.
— Кого?
— Эксперта. Кротова Прокопия Сергеевича. Он не любитель железных дорог. Мне когда его для нашей проверки порекомендовали, я поинтересовался. Встретился даже лично, побеседовал для профилактики. Поездка всё же необычная, — толстячок слегка усмехнулся. — Жаловался мне, что уснуть не может от стука. Знал бы он, когда нам спать удаётся.
— Сейчас он зачем? — не разобрал его чувств Шнейдер.
— Ему интересны будут ваши наставления.
— Пустое, — Шнейдер сам разлил остатки коньяка по рюмкам, толстячок легко нагнулся к сумке и тут же на столике засияла новая такая же бутылочка.
— Не спешите? — покосился в окно Шнейдер.
— А что ж? Нам ехать да ехать.
— Вы пр-равы… А вот не выходит у меня из головы этот Ахапкин. — Шнейдер опрокинул рюмку с коньяком, затянулся папироской, не закусывая, аппетитно выдохнул ароматный дым чуть ли не в лицо толстячку, глаза закрыл и откинул голову назад. — Не вписывается он в нашу схему, а?
Но собеседник отвлёкся от разговора или, решив смолчать, безмолвствовал.
Поезд ускорял бег, вагон заметно покачивало.
— А ведь Михаил Дмитр-риевич пр-ростым майор-ром был, подумать только… — внезапно сменил тему подполковник.
— Судьба играет человеком, — поднял брови толстячок, открывая новую бутылку и наполняя ему рюмку. — Рюмин Михаил Дмитриевич — большой интеллектуал.
— Что? Интеллектуал? — изобразил недоумение Шнейдер. — Он пр-режде всего боец! Такого госбезопасности как р-раз давно не хватало.
Толстячок как-то по-особому глянул на него и опять едва заметно усмехнулся. Ему доподлинно было известно, что бывший следователь КГБ Михаил Рюмин получил внеочередное звание полковника, должность заместителя министра госбезопасности СССР и начальника следственной части после того, как написал лично И. Сталину донос, инспирированный сверху, на бывшего министра ГБ Абакумова. Тот был вскоре арестован. Но толстячок промолчал и только опустил голову:
— Вы правы. У него особый талант. Находясь посреди реки, он не испил воды.
— Что? — напряг морщины на лбу Шнейдер, с минуту изучал лицо собеседника и довольный рассмеялся. — Да, да. Вот именно, ср-реди р-реки, ср-реди р-реки. Ха-ха!
Это прозвучало зловещим карканьем, но толстячок в этот раз не отреагировал никоим образом. Он бесстрастно жевал бутерброды и даже явно чавкал, то ли намеренно, то ли от удовольствия. Они выпили уже вместе, впервые чокнувшись, — Шнейдер сам протянул руку с рюмкой, лицо его совсем забагровело.
— Я всё помню, как сейчас, — с придыханием заговорил Шнейдер, выдохнув дым; новые мысли, захватившие его, рвались наружу. — Каким великим казался тот гор-рдец Абакумов! Как он обставил себя этими ср-раными контр-разведчиками, словно Цезар-рь пр-ретор-рианцами! Он готов был плюнуть в лицо самому Лавр-рентию Палычу Берии! Помните, как зимой сор-рок пятого Абакумов примчался в Бер-рлин?
Толстячок ничего не ответил, но заметно напрягся, ловя каждое слово.
— А я был там, — Шнейдер даже прихлопнул по столу так, что звякнула ложка в стакане. — Он пр-римчался ар-рестовывать мар-ршала Жукова! Главнокомандующего нашими оккупационными войсками в Гер-рмании заподозр-рил в кр-рахобор-рстве!.. Слышали?.. Ар-рестовал боевых генер-ралов… Кр-рюкова… за поганое тр-рофейное имущество… Но потом! Что стало с ним потом!.. Стр-рашная жар-ра июля пр-рошлого года!.. Четвёр-ртого числа Абакумов отстр-ранён от должности, а двенадцатого июля уже в Матр-росской Тишине.
Он смолк, пробежал по столику глазами, схватил рюмку с коньяком и опрокинул в себя, далеко откинув голову. Потом огляделся помутневшим взором и, уставившись на молчавшего товарища, то ли сказал, то ли спросил:
— Сейчас в Лефор-ртово?
— В Бутырке, — поднял наконец голову тот и, встретив взгляд, не отвёл своих глаз, выговорил медленно, со значением, будто и не пил ни капли: — А на Волге тоже тюрьма неплохая, скажу вам, милейший Яков Самуилович.
— Что? Тюр-рьма?
— Ещё Екатериной Второй поставлена, — продолжал толстячок. — Правда, задумывала императрица монастырь женский ставить. Нужда обозначилась, греховодниц развелось средь их бесовского отродья, но Пугачёв напугал, так что тюрьма нужнее оказалась.
— А что тюр-рьма? Тюр-рьма тоже пр-рекр-расное место для очищения душ заблудших, — ухмыльнулся Шнейдер.
— Вот и я говорю.
— Так… — глубоко затянулся «герцеговиной» Шнейдер и уже не спускал глаз с собеседника. — И куда же ты гнёшь, Ер-ремей Тимофеевич?
— Там и достойные кадры можно подыскать на смену некоторых, если потребуется, — цедил сквозь зубы толстячок, опять будто не слыша вопроса. — Наши есть орлы! Мне даже в некотором роде знакомы некоторые. Вот, полюбуйтесь, чем не лихой писарь!
Он не спеша нагнулся к своей сумке под столик, достал оттуда тёмную неприметную папочку, развязал тесёмки и поднёс к глазам стопку листов. Шнейдер, с любопытством взирая на его действия, налил себе рюмку коньяка, выпил и закурил новую папироску. Вывернув ноги из-за неудобного столика, он с облегчением закинул одну на другую и приготовился к представлению.
