— Счастливчик… Эх, ребятки, всё у вас в первый раз!
— Белизна у него наследственная. Из благородных! — вякнул Яшка невпопад, раньше у него с остротами лучше получалось.
Дед посерьёзнел.
— Смерть, скажу вам, ребятки, дама премудрая и капризная. Перед ней хорохориться не надо. Она этого не любит. Кто же против смерти? А вот если с умом… С умом можно всё. Только аккуратненько и не привыкайте. С ней всегда надо как в первый раз.
— А второго-то и не представится, — напомнил Яшка, хмыкнув.
— Это как сказать…
В бюро грузный дядька по имени Зиновий Савельевич долго и со всех сторон рассматривал меня; муха надрывалась, билась в стекло и жаловалась на заточение на весь маленький кабинетик, дурманящий запах одолевал меня или всё здесь чудилось приторно-сладким (вот вбил в голову, балбес!).
— Говоришь от Данилова? — услышал я как сквозь вату.
Я в который раз кивнул головой.
— А удостоверения нет?
— Откуда? Я же стажёр.
— А почему он не позвонил?
— На больничном Иван Степанович, а к телефону его… — я замялся, не скажешь же этому тугодуму недоверчивому, что Деда к аппарату внучка не допускает. — Сломан телефон.
— Это у Данилова-то?
— Ага.
— Ну вот что, я всё же позвоню в прокуратуру, ты не обижайся.
— Звоните, — я назвал телефон завканцелярией. — Спросите про Белова и Рубвальтера.
— А этот ещё кто?
— Мы оба стажёры.
Он ещё подозрительнее на меня вытаращился (и зачем я про Яшку вспомнил! Только ещё больше его насторожил).
Но к моему счастью баба Нюша оказалась на боевом посту, и недоразумения начали рассеиваться, хотя и не совсем.
— Я Ивану Степановичу записку пошлю, — сел к столу эксперт и очки квадратные на нос нацепил.
— Тайна какая? Он про записку не говорил. А на словах?..
— Тайна не тайна, но ты же не следователь.
— Ну… пока.
— Вот именно, пока, — и он сунул мне листочек.
— Что это за математические формулы? — начал я разглядывать его творение. — Иван Степанович просил ответы на его вопросы? По делу о самоубийстве Требухина? А тут сам Понтекорво не разберётся!
— Кто?
— Абракадабра какая-то!
— Это мои расчёты, молодой человек. Сопоставление длины обреза, локтя покойника и траектории… и треугольник, так сказать, не получается.
— Ну и чего?
— Иван Степанович поймёт.
— Значит, звонок в прокуратуру вам ноль без палочки.
— Что вы ещё хотите, молодой человек! Я же всё объяснил. Неужели не понятно?
— Вот именно.
— Наклонитесь-ка ко мне.
Я, ничего не понимая, сунулся к его губам.
— Он не мог застрелиться из того обреза, — прошептал он.
— Что?
— Его убили.
XI
Сказать, что я спешил к Деду, ничего не сказать, я мчался. Не только заключение медицинской экспертизы подгоняло, этот дотошный Зиновий Савельевич не медиком, а прожжённым чекистом оказался. То-то он с меня глаз не спускал, всё выведывал, вынюхивал! Оказывается, я не первым у него интересующимся тем Требухиным был.
— Тут станешь подозрительным, — жаловался эксперт. — На днях особа припёрлась. И всё выпытывала насчёт этого же, мнимого самоубийцы. Вы что, кричит, мучаете родственников! Несчастный, мол, мать родную потерял, руки на себя из-за этого наложил, а у вас бумага о смерти до сих пор не готова. Жаловаться выше обещала. Я ей — а откуда вам известно, что он застрелился? А она мне вгорячах — записка, мол, имеется. И спохватилась.
— У него же родственников нет никаких, — вырвалось у меня.
— Вот! Можно догадаться, что она не за тем здесь отиралась. Я у неё документ потребовал. А она враз сбежала.
— Подруга если? — погадал я.
— Вот уж не знаю. Это по вашей части. Вы Ивану Степановичу всё об этом расскажите. Очень колоритная особа.
— А как выглядела?
— Да вся в чёрном. Как ворона кладбищенская. В накидке или плаще…
У меня внутри так всё и оборвалось. Яшка-то от кого пострадал! Вот зараза! И здесь она вперёд нас залезть пыталась!
Задыхаясь, весь в страшных догадках и недобрых предчувствиях, я выпалил всё Деду.
— Ты попей-ка чайку, Владислав, — принял от меня бумагу эксперта Данилов и стал тщательно её изучать. — А я пока покумекаю… Настенька, приглашай ребят к столу. Они оба сегодня здорово поработали.
Яшка давно уже восседал на диване, с умным видом перелистывая перед Анастасией альбом живописи. Неплохо устроился мой дружок. Он, видно, быстрей меня справился со своим поручением и времени даром не терял, Врубель несчастный! Дед его куда-то с таблетками теми посылал. Морг — это тебе не аптека! Ишь, сделал вид, будто премию получил. Весь сияет. Когда узнает, какое известие я Деду притаранил, враз скиснет. Но Яшка пока не догадывался и продолжал корчить из себя знатока высоких искусств. Когда он наконец уселся за стол с важным видом, я так двинул его локтем в бок, что тот быстренько на землю с небес кувыркнулся.
— Чего там у тебя? — не дал я ему отдышаться.
— У Ивана Степановича спроси, — поморщился Яшка.
— Ещё захотел?
— Дурак. Такими вещами не шутят, — скривился он. — Таблетки те липовые. От них за сутки окочуриться можно было.
— Чего мелешь-то?
— Это не я. Это, брат, фармацевты говорят. На глаз. А теперь Дед экспертизу будет назначать. Понял?
— Хватит шептаться, мальчики, — улыбнулась нам Анастасия. — Про самовар опять забыли?
Мы дружно ринулись на кухню, а когда возвратились, к своему удивлению обнаружили отсутствие Данилова.
— Он закрылся в кабинете, — надув губки, пожаловалась Анастасия. — По телефону с кем-то разговаривает. Велел без него начинать чаепитие.
Дед не послушал внучку и впервые ей не подчинился! — мы были в шоке. Впрочем, то, что каждый из нас сегодня сообщил ему, стоило того. Мигульскому звонит, — решили мы оба, не сговариваясь. Так и оказалось.
— Ну вот что, друзья мои, — входя в гостиную минут через двадцать, оглядел нас Дед, потирая руки. — Будем наконец по-настоящему легализироваться. А то всё у нас сплошная конспирация была. Завтра за мной пришлёт машину Иван Алексеевич, и мы будем действовать, так сказать, в соответствии с полными служебными полномочиями.
— А врач? — вскрикнула Анастасия возмущённо.
— А Титов? — не удержались и мы.
— Всё по порядку, — улыбнулся Дед. — С врачами я уже договорился. Ничего особого у меня не случилось. Так… От нервов больше… В отпуске не был давно. Но теперь ничего. Дело это до ума доведём, а там посмотрим. Главное… Мигульский все вопросы в кадрах утряс.
