С улицы стали доноситься громкие голоса, в дверном проеме появилось сразу несколько фигур.
«Пропали», – подумал Иоганн и тут же понял, что ошибся. Это на подмогу спешили летучие рабочие отряды и просто жители близлежащих домов. Послышалась сирена пожарной машины.
Среди дерущихся на стороне нацистов стало заметным некоторое замешательство. Затем раздался свист, прозвучала гортанная команда:
– Уходим! – И драка сразу прекратилась.
Штурмовики, привыкшие к беспрекословному выполнению команды старшего, отбиваясь, стали покидать помещение. Лишь двоим из них не удалось этого сделать, так как они оказались далеко от дверей, а путь к ним был отрезан парнями из рабочей дружины.
Антифашистская молодежная демонстрация. 1932 год
Иоганн, преследующий убегающих штурмовиков, выскочил на улицу одним из первых. Было уже совершенно светло. Вокруг дома собралось несколько жителей, не без опаски наблюдающих за стычкой «соци» с «наци». Из окон первого этажа валил дым. Практически все окна второго и третьего этажей были выбиты, и стекло устилало прилегающий к дому тротуар и брусчатую мостовую.
Повернувшись в противоположную сторону, Иоганн Хоффманн лицом к лицу вдруг столкнулся с одетым в короткую куртку высоченным детиной с густой шевелюрой – тем самым, который размахивал пистолетом в вестибюле Отто-Браун-хауса. Он нагло смотрел на стоящего перед ним Иоганна.
– Ну что, с…? Ты еще запомнишь Каломба! – Парень на шаг приблизился. Пахнуло винным перегаром. И только тут Иоганн Хоффманн увидел, как штурмовик медленно вынимает из кармана галифе пистолет. Казалось, что рука бандита очень медленно вытаскивает оружие и еще можно увернуться, убежать, скрыться от опасности. Какой-то незнакомый холодок в груди, появившийся при виде наставленного пистолета, как будто парализовал волю Иоганна, ужал весь окружающий мир до размеров страшного круглого отверстия, из которого через секунду-другую на него устремится сама смерть.
Выстрела Иоганн не услышал, а только увидел вспышку и почувствовал сильный удар в грудь. Потом картинка перед глазами вдруг качнулась, в голове возник нарастающий оглушительный звон, ноги стали ватными и непослушными. Иоганн медленно осел на землю.
Словно в немом кино он наблюдал, лежа на мостовой, как к дому подъехала пожарная машина и пожарные в блестящих касках стали разматывать длинный шланг, прикрепляя его к гидранту, как стала расти толпа зевак вокруг Отто-Браун-хауса, как к нему, Иоганну, устремилось сразу несколько незнакомых человек. Они что-то говорили ему, один приподнял голову, другой взял в свои руки его холодеющую ладонь. Потом все пропало. Темнота.
Из газеты «Фоссише цайтунг» от 1 августа 1932 года
«Радикальные элементы бросили шесть зажигательных бомб в Отто-Браун-хаус, в котором размещается социал-демократическая кёнигсбергская «Фольксцайтунг». Так как в ночь после выборов в доме находилось несколько рабочих и ночная охрана, пожар был быстро потушен…»
Взгляд Иоганна уперся в белый оштукатуренный лепной потолок, затем передвинулся на большое конусовидное окно. Необычной формы медные ручки на толстой оконной раме поблескивали, отражая свет хирургического светильника.
После нападения нацистов на Отто-Браун-хаус
Был вечер понедельника 1 августа 1932 года. Иоганн Хоффманн лежал на операционном столе в Больнице милосердия
[70] на Альтросгертер Кирхенштрассе
[71] в Кёнигсберге. Врачи ничем помочь ему уже не могли. Даже такой выдающийся врач, каким был заведующий хирургическим отделением Католической больницы Святой Елизаветы Оскар Эрхардт, только сокрушенно покачал головой.
Иоганн умер около десяти вечера от смертельного огнестрельного ранения. Его жизнь прервала пуля, выпущенная из пистолета труппфюрера 12-го штурма Вернера Каломбы во время отражения нападения нацистов на штаб-квартиру кёнигсбергских социал-демократов.
Неказистый серо-зеленый «фокке-вульф» с большими крыльями, расположенными высоко над фюзеляжем, медленно подкатывался к зданию кёнигсбергского аэропорта Девау. Подскакивая на неровностях рулежной дорожки, самолет с почти уже не вращающимся винтом развернулся и остановился напротив открытых дверей трех этажного здания аэропорта, напоминающего скорее выставочный павильон или загородную гостиницу. Построено оно было из красного кирпича в современном стиле – в виде трехступенчатого сооружения с плоской крышей и ажурной решеткой по краям каждого уступа.
Из портала в центре здания к самолету вышло несколько человек в строгих костюмах и двое в форме офицеров полиции. Им навстречу, ловко спустившись по выдвинутой из двери «фокке-вульфа» короткой лестнице, быстрым шагом направился невысокий человек в светлом плаще. Еле поспевая за ним, шел другой – с папкой, похоже, его помощник или секретарь.
В Кёнигсберг из Берлина прибыл старший правительственный советник, начальник политического отдела Министерства внутренних дел Пруссии Рудольф Дильс. Его сопровождал сотрудник этого же отдела Ганс Шнеппель.
– Приветствую вас, господин советник. – Встречающий, а им был Герхард Титце, полицай-президент Восточной Пруссии, протянул руку своему берлинскому начальнику. – Как добрались? Не укачало вас над морем?
Здание аэропорта Девау
Дильс хмуро посмотрел на полицай-президента и, немного поколебавшись, сказал:
– Едем прямо к вам. У меня слишком мало времени. – И, указав на своего сотрудника, добавил: – Доктор Шнеппель будет работать со следователями. Создайте для него приемлемые условия.
Новенький «опель» с полицейскими номерами резко тронул с места. Следом за ним к выездным воротам последовал второй автомобиль. Сделав левый поворот, машины выехали на Кёнигсаллее
[72] и помчались в сторону города. По краям усаженной липами дороги мелькали домики под черепичными крышами, сады и палисадники.
Улица Кёнигштрассе
