– Да… Запутал ты меня основательно.
– Чего ж тут путаться? Все предельно просто. Мой Господь – это высший разум, это – космос, бесконечная эволюция, вечная жизнь, – торжественно заключил астроном. – Все творения его – идеальны, решения выверены, точны. Каждая букашка, в том числе и человек, для чего-то нужна. Выполнит она свою жизненную миссию, Бог посмотрит и решит, что делать с ней дальше: дать возможность исправиться или уничтожить навсегда.
Если не будет награды или наказания за содеянное на Земле, каков тогда смысл нашей жизни? То-то же… Никакого! А у Всевышнего, как я, надеюсь, тебе уже доказал, все сделано с величайшим умыслом! Так что будешь себя хорошо вести – получишь вторую попытку… А не будешь – тлеть тебе в огненной геенне – пока не исправишь свои ошибки… Отсюда вывод: бояться смерти не стоит. Следует бояться неправедной жизни, за которой непременно последует гнев Божий, кара Господня, понял?
– Так точно! – по-военному заверил командарм.
Последнее предупреждение
Луцк.
21 июня 1941 года
Потапов курил у железнодорожной насыпи, задумчиво вглядываясь вдаль. Там, на польском полигоне, прозванном местным населением танкодромом, маневрировали его бронированные машины. Как-то поведут они себя в условиях неминуемой войны?
– Товарищ командарм, Сущий! – незаметно подкравшись с другой стороны полотна, отчеканил Сидоров, протягивая шефу трубку полевого телефона.
– Спасибо, Вася…
Михаил Иванович в который раз мысленно поблагодарил поляков за оставленную инфраструктуру: штаб, казармы, полигоны и, конечно же, надежную связь, о которой на остальной территории великой страны приходилось только мечтать, и бросил в микрофон:
– Слушаю.
– Здравия желаю, товарищ командарм, – завибрировал в трубе голос командира одной из лучших дивизий – 124-й – генерала Филиппа Григорьевича Сущего.
– И тебе того же.
– Докладываю… Сегодня наши разведчики обнаружили у себя в тылу группу немецких диверсантов, переодетых в форму бойцов РККА. Они закладывали мину под узкоколейку… Двоих «фрицев» мои застрелили, еще один покончил жизнь самоубийством. А одного, контуженного, взяли в плен.
– Допросить успели?
– Никак нет!
– Быстрее приводите его в чувство!
– Есть!
Потапов отдал трубку адъютанту и тихо приказал:
– Запрягай коней, Василий… Поедем в штаб.
Предупреждения о неизбежной в скором будущем войне сыпались в последнее время на него, как из рога изобилия. Несколько дней тому назад, кажется, 18 июня, снова звонил Федюнинский, лично допрашивавший немецкого фельдфебеля, бежавшего из расположения своей части сразу после того, как «по пьянке съездил по роже одному офицеру».
«22 июня в 4 часа утра наши войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы», – сообщил тот. Потапов, которому не медля доложили слова перебежчика, сказал тогда: «Напрасно бьете тревогу», но на всякий случай перебросил к границе два полка и отозвал с полигонов артиллеристов.
22-е уже завтра…
Может, не ложиться сегодня спать?
Разлука
Лагерь «Проминент».
Конец ноября 1942 года
Осенью 1942 года, словно предчувствуя неминуемый крах немецко-фашистских войск под Сталинградом, Гитлер решил держать высокопоставленных узников в более благонадежных местах, то есть на внутренних территориях Германии. Русским пленным, конечно же, об этом ничего не сказали. Их, плохо одетых и обутых, просто садили в открытые всем ветрам и морозам кузова грузовиков и увозили в неизвестном направлении.
Вот они и стали готовиться к самому худшему.
В тот день наступила очередь Ковина.
– Прощай, друг! – кричал ученый, пытаясь вырваться из толпы, гонимой конвоирами к покрытым инеем «Опель-блицам».
– До свидания!
– Увидишь товарища Сталина – передай, что я осознал свои ошибки. Его атеисты гораздо ближе к Господу, чем христиане фюрера!
– Спасибо, непременно передам! – оскалив зубы, пообещал командарм, как всегда, в своей шутливой манере.
– И помни все, о чем мы говорили… Бог – это жизнь! Вечная и праведная. Поэтому мы с тобой еще встретимся. В той, будущей – бестелесной – жизни!
– Вот и доложишь обо всем этом на небесах товарищу Сталину. Сам. Если он, конечно, попадет вместе с нами в Божье царство! – ехидно заключил генерал так, чтобы Тимофей не смог расслышать его слова.
Накануне
Луцк.
Ночь с 21 на 22 июня 1941 года
Поздним вечером Потапов собрал у себя в штабе совещание, в котором принял участие весь командный состав его армии: член Военного совета дивизионный комиссар Михаил Семенович Никишев, получивший боевую закалку еще у Жукова на Халкин-Голе, начальник штаба генерал-майор Дмитрий Сергеевич Писаревский, начальник оперативного отдела полковник Всеволод Владимирович Давыдов-Лучицкий, начальник артиллерии генерал-майор Владимир Николаевич Сотенский, начальник связи полковник Куренков, начальник разведотдела полковник Сергиенко и заместитель начальника штаба по тылу полковник Федорченко.
Не забыли пригласить и начальника управления НКВД в Волынской области Ивана Митрофановича Белоцерковского…
По-разному сложатся судьбы этих людей.
Писаревский и Никишев через несколько месяцев погибнут в бою.
Тяжело раненый Сотенский попадет в плен и лишь в самом конце войны будет застрелен офицером СС в альпийском лагере «Моосбург», где в то же время будет находиться и его нынешний командир.
Давыдов-Лучицкий возглавит дивизию.
Белоцерковский сменит уютный кабинет в управлении НКВД на должность начальника Особого отдела 5-й армии.
Судьбы лиц «поменьше» вообще не удастся отследить.
А пока…
– Сегодня днем мне звонил Сущий, – начал Михаил Иванович. – Немцы совершенно обнаглели. Открыто засылают диверсантов на нашу территорию, минируют железнодорожные пути. По всему видно, войны не избежать… Какие будут предложения?
– Может, вскрыть красный пакет? – нерешительно предложил Дмитрий Сергеевич.
– Я категорически против! – резко запротестовал Иван Митрофанович.
В свои тридцать четыре он успел немало. И депутатом Верховного Совета Украины стать, и репрессии против населения на «освобожденных» землях организовать. За что многие боевые офицеры его откровенно недолюбливали. Впрочем, так к «молодым и ранним» относятся на Руси не только в армии.
