Учительница обращала внимание издательства на глубокий смысл этой прозы: «…автор очень верно подметил – каждая женщина должна отдаваться только тому человеку, который не изменил идеалам и способен сохранить верность в любви и дружбе».
Письмо кончалось неутоленным призывом: «Где ты, человек с большой буквой?»
Стас был легким и незлобивым человеком, общаться с ним было приятно, но, главное, он был напичкан всевозможными подковерными и окололитературными историями и всегда был в курсе самых свежих сплетен и слухов. Такого рода оперативную деятельность он называл «поиском вариантов». Стас утверждал – «волка ноги кормят», иначе «не выжить». Что лукавить, каждый из нас, заплутавших в литературных дебрях, был очень заинтересован в подпольных и не оглашаемых при посторонних сведениях.
В ожидании приглашения к столу я зашел к детям.
У Пряхинцева были две дочки – старшая Оля, и четырехлетняя Аня. Родители Валерки поселили их в одной комнате с мамой. Здесь было тесно, из прежней обстановки сохранился старый, потертый диван, на котором вдова спала со старшей дочерью, и детская кроватка для Ани.
Они занимали всю площадь.
Кроме дивана и кроватки Натела перевезла на Ленинский только личное – фотографии, рукоделье, несколько картин, а также с вынужденного разрешения родителей Пряхинцева простенько-полосатого кота Мурзика. Все материальное – большую кровать, пару ковров, телевизор, холодильник, румынскую стенку, столы, стулья – вдова продала новым хозяевам.
Я сел на диван. Аня залезла ко мне на колени и спросила:
– Посему зайцы зимой белые? – и не дождавшись ответа, укоризненно выговорила: – Больсой, а не знаес. Потому сто снег едят.
Мне стало совсем тоскливо. Круги от Валеркиного прыжка не расходились до сих пор, ведь и над этим московским, пусть и трехкомнатным жильем, неотвратимой угрозой висели долги.
Светлую печаль вернула мне старшая, с которой мы дружили. Она обожала делиться со мной тайнами. Вот и на этот раз Оля, зажав в руке листок бумаги, терпеливо ждала, пока Аня слезет с моих колен.
Пересадив младшую поближе к Мурзику, я взял листок и спросил:
– Читать?
Оля заговоршицки поджала губы и кивнула.
Я вслух прочитал название.
– «Сказка»… Жила-была змеюга горючая. Однажды она пошла в лес и встретила волка. Волк отрезал ей лицо.
На этом сказка заканчивалась.
Я удивленно глянул на Олю.
– И что?
– И съел его! Что еще ждать от волка!.. Он же был не дрессированный!
– А дальше?
– А дальше охотники поймали волка, вынули лицо и пришили змеюге.
В этом светлом, жизнеутверждающем финале просвечивала рылеевская убежденность в окончательном торжестве «идеалов» – многие называют их «измами».
– Здорово! Такое не придумаешь.
Оля, вся такая серьезная – в папу! – возразила:
– Я же придумала! А еще я хочу писать стихи. Только после того как папа упал с балкона, кто их будет читать?
Между тем Аня учила кота, потягивавшегося на диване.
– Сколько тебя усили, следи за спиной. А ты и усом не моргнесь! Какая у тебя осанка вырабатывается?..
В комнату заглянула Натела.
– Прошу к столу.
Она как всегда была энергична и умело держала себя в руках. Правда, улыбаться перестала.
Стол был накрыт по-московски – селедка под шубой, «оливье», рыбный салат, нарезка.
Родители Валеры посидели немного и ушли – они до сих пор не могли простить невестке роковой прыжок. Переубедить их в том, что Натела, если бы захотела, сумела бы предотвратить трагедию, было невозможно. Свекровь так и заявила Нателе – ты должна была бревном лечь на пороге балкона. В свою квартиру они пустили ее только ради внучек…
Уходя, старики хотели взять с собой детей, но обе девочки отказались. Они, словно по команде, отправились в свою комнату.
Разговор плавно переместился на Пряхинцева – какой он был искрометный, увлекающийся, как много знал, какие подавал надежды.
– Ага, – согласилась Натела. – Только увлекался не тем.
Погребельский между тем продолжал перечислять:
– …он всегда был готов помочь другу. Однажды я спросил – тесть куму зять? Никто, кроме него, не смог ответить, а он сразу, влёт, не задумываясь – нет, деверь.
Мы с Нателой улыбнулись.
Затем разговор перешел на бытовуху.
Стас поделился удачей – ему удалось подцепить заказ на составление сборника «юморных» песен, куда также должны были войти песни «дворовые», «солдатские», «шуточные». Эта задумка, как известно, вскоре оформилось в солидные и прибыльные проекты, прозвучавшие на телевидении и по радио.
– Ты тоже, – предложил он мне, – можешь поучаствовать. Я запишу тебя в составители или в авторы. Помнится, Валерке нравилось, как ты пел «Сын поварихи и лекальщика». Или «Здравствуй, чужая милая». Слова не забыл?
– Не забыл, только это не мои слова.
– Пустяки! – махнул рукой Погребельский. – После указания авторства поставлю знак вопроса, а если кто-либо попытается отстаивать свой приоритет, пусть отстаивает. Нам бодяга только на руку, тем более что у этой «Милой» редакций не счесть… Прорвемся на телевидение, устроим круглый стол, поспорим – кто автор. В этом случае редакция обещала платить с тиража, а тираж после телевизионной картинки будет ого-го!..
Я задумался – круг, волей Клепкова и Рылеева сомкнувшийся вокруг меня в литературной плоскости, на глазах обретал пространственно-жизненную протяженность. Послушать Стаса, жить не хочется! Опять беги, хватай, регистрируй на свое имя «Чужую милую» или «Девушку из Нагасаки». Этими песнями мы всегда пользовались бесплатно, пели от души и для души, а теперь выходит, кто не успел, тот опоздал?
Потом заговорили с сочувствием – как Нателке живется со свекром и свекровью. Она улыбнулась, правда, без энтузиазма. Достают ли ее должники? Пока нет, но кое-кто уже предложил поменять эту квартиру на его хрущевскую двушку на Варшавке. А ты? Я отбиваюсь. В случае чего приду в суд с детьми. Они такой рев устроят.
– Ну-у, это не вариант, – возразил Стас.
– У тебя есть получше? – спросила Нателка.
Она справилась со слезами.
– А Клепков? – поинтересовался я.
– Дал срок два месяца…
Вдова не стала уточнять. Впрочем, здесь и так все было ясно, хотя в разговоре со мной Жоржевич упомянул о месяце. Я не рискнул развивать эту тему.
– Возможно, возьму кредит. Если свёкор согласится…
Стас предложил вдове подключиться к составлению сборника – найти и собрать тексты песен, напечатать их на машинке или набрать на компьютере.
