Приглядевшись, я узнал в сенаторе известного артиста, в чье амплуа входили почтенные отцы семейства, средней руки мафиози, продажные полицейские начальники в звании не выше майора, а в «исторических» телесериалах коварные и развратные большевики.
Судя по дискурсу, артист изображал Воланда. Правда, эту догадку опровергали кроссовки, выглядывавшие из-под тоги и, главное, осоловевшие глаза, свойственные человеку в подпитии. Однако водруженная перед самым креслом клетка для попугая, в которой подремывал черный кот, а также крутившийся возле старика и подрагивающий от холода юноша в кургузом пиджачке и коротеньких, до середины голени, штанишках, убедительно подтверждали аллегорию. На носу юноши к тому же поблескивало пенсне – правда, вопреки исходнику, оба стеклышка были целехоньки. С другой стороны кресла возвышался громадный, сложивший руки на груди качок во фраке. Гостей он сверлил откровенно недобрым взглядом.
И все-таки обувка.
Не слишком ли нарочито?
Эта художественная деталь никак не соответствовала подавляющему величию булгаковского сатаны, а то, что окружавшее меня многоголосие нацеливалось именно на Булгакова, подчеркивали развешанные по стенам увеличенные фотографии писателя. Фотографии перемежались афишами и изречениями, приписываемыми Михаилу Афанасьевичу. Здесь также были представлены цитаты известных людей, напоминавшие о трудной и благородной судьбе писателя.
За указанным мне столиком я обнаружил нашего Васю и шапочно знакомого мне литератора, что-то страстно доказывавшего неизвестной личности в шляпе «борсалино» и кожаной ковбойской куртке с многочисленными крупными заклепками.
– …Михаил Афанасьевич совершил ошибку! Непоправимую ошибку! Но ее можно исправить. И нужно!
Что ответил человек в шляпе, я не расслышал, однако его ответ вызвал у нервного литератора резкое возражение:
– Разве можно спорить с тем, в чем бесспорно убеждает экспозиция – Россия провалилась в бездну! Созданию образа служит каждая мельчайшая деталь. Взгляните хотя бы на перевернутую женщину.
Заинтригованный, я подсел за стол и хотел было спросить насчет кроссовок, однако взбудораженного ценителя современного искусства нельзя было остановить.
Он с вызовом поинтересовался:
– Вы находите, что представленная полифония неубедительна?!
«Борсалино» (интересно, почему он не снял шляпу?) спокойно возразил:
– Да, нахожу! О какой бездне вы говорите… Покопавшись в этой бездне, Россия выиграла войну, запустила человека в космос, создала атомную бомбу.
– Положим, бомбу она не создала, а похитила…
– Именно бомбу?
– Положим, не саму бомбу, а технологию, способ изготовления.
– Здоро́во! И за это ее в бездну!.. Ради образа?
– Вы меня неправильно поняли. Кощунственна жизнь москвичей и действия сатанистов, изображенных в романе, а Булгаков этого не понял.
– Нет, я вас правильно понял. Мужики сиволапые!.. Самого Гитлера до самоубийства довели! Нет им места на этой планете, разве только нужники чистить…
– Э-э, я смотрю, вы, батенька, фашист!..
– А вы гуманист, либерал, защитник демократии и приверженец высших ценностей. В таком случае, на что годятся эти ваши ценности? Чего они стоят, если у них такие защитники?
Литератор вскочил и, не ответив, стремглав помчался на противоположную сторону зала – там с разбега приземлился за чей-то столик.
Наш Вася перевел дух, а человек в шляпе вернулся к прежнему своему рассказу, который, по-видимому, перебил подскочивший демократор.
– Что касается «Синих носов», сибирские художники решили организовать экстремальный художественный фестиваль. Идея такая – встретить Новый год, запершись на неделю в бомбоубежище. Без электроники, женщин и алкоголя. Заодно выдумать новое искусство, какое будет востребовано на земле после грядущей техногенной катастрофы.
Правда, выяснилось, что видеокамера в подвале всё же нашлась, и будущие «Синие носы» резво принялись снимать «перформансы» в стилистике того, что сейчас показывают по телевизору. А чтобы подчеркнуть жанр телеклоунады, прикрыли носы синими пробками от пластмассовых бутылок с водой.
Человек в «борсалино» неожиданно обратился ко мне:
– Согласитесь, – если в XIX веке ездили на «пленер» рисовать «с натуры», то сегодня натура совсем другая. Ее можно назвать медиа-реальность, не так ли?..
Я неуверенно кивнул, а «борсалино» продолжил:
– Что нас окружает – бесконечные пародийные шоу, милицейские сериалы, клиповая нарезка и замешанная на сексе реклама. Согласны?.. Соответственно, должны возникнуть и новые стили. Они и возникли – «Видео на коленке», «Тяп-ляп-арт» и другие. Их основатели поставили задачу научить обывателя самому создавать произведения искусства у себя на кухне. Они попытались ткнуть обывателя носом в «аутентичные формы» у себя под ногами. «Наше ноу-хау не хай-тек, а тяп-ляп»!
Неожиданно подсевший к столику Киселёров тут же вступил в разговор:
– Что там насчет художественного мордобоя?..
– Это одно из самых современных направлений в совриске…
Я до боли в душе почувствовал свою ущербность и с трудом зажал едва не сорвавшийся с губ вопрос – что такое совриск?
Или совриска?
А может, савраска?..
Попробуй разберись в этом современном искусстве!
Киселёров, не умеющий тратить времени попусту, сразу схватил быка за рога. Он обвел зал рукой.
– Познакомились с экспозицией? Еще многое надо доделать. Додумать, тасазать, обсудить… – Затем он обратился к человеку в шляпе: – Вы как известный арт-имиджмейкер вполне могли бы помочь.
Затем Степан представился:
– Киселёров… Ипполит. Можно Вован.
Затем он указал на меня:
– А это наш вербализатор…
Я едва со стула не упал, а человек в «борсалино» приподнял шляпу и вежливо ответил:
– Чехов… Антон Павлович. Можно Толян.
Киселёров засмеялся.
В этот момент к нам подошла официантка во фраке. К моему глубокому разочарованию, она вовсе не была обнажена, а плотно упакована в облегающие слаксы и манишку.
Так жизнь поправляет искусство.
С закусками оказалось не густо, но я, откровенно, не собирался здесь засиживаться. Пусть известят, за что забрали, какую статью шьют – и адью!
В этот момент со стороны выхода из пещеры послышался оглушительный перестук костей, затем отъявленная пролетарская брань, и Киселёров тут же заторопился.
– Вы тут пока договаривайтесь…
Он поспешил к выходу, откуда боком, под звуки торжественного марша и нецензурные выражения, к свету пытался выбраться толстый гражданин во фраке и выбившейся из-под пояса рубашкой. Он был не молод и, оказавшись в зале, грозно потребовал объяснений от подоспевшего Киселёрова.
