Если и есть книга, которую сейчас стоило бы порекомендовать к прочтению вашингтонскому истеблишменту, так это «Великая депрессия в Америке» Ротбарда. В этой книге он демонстрирует, что именно ФРС создала подъем конца 1920-х, за которым последовал крах, и что вмешательство Гувера в экономику продлило Великую депрессию. (Кстати, когда в 1981 году собиралась Комиссия по золоту, Мюррей работал в моем секретариате в Конгрессе.) Мюррей, а также бизнесмены Берт Блумерт и Лью Роквелл повлияли на мое решение участвовать в выборах президента в качестве кандидата от Либертарианской партии в 1988 году. Этот проект, как и все политические проекты, был полон недостатков и разочарований. И тем не менее мы все считали, что наши усилия в деле борьбы за свободу не напрасны. Конечно, в 1988 году наши идеи воспринимали без такого энтузиазма, как во время выборной гонки в 2008-м. Обстоятельства изменились кардинально. Но противостояние республиканцев и демократов тоже играло свою роль, обеспечивая монопольный контроль над выборным процессом. Сегодня почва для наших идей стала намного плодороднее. Немало семян было посеяно за прошедшие два десятилетия, и теперь эти усилия стали приносить плоды.
Незадолго до смерти Мюррея 7 января 1995 года я позвонил ему и сообщил о своих планах снова выдвигаться в Конгресс на выборах 1996 года. Он очень обрадовался и одобрил мое решение. В отличие от Леонарда Рида, Мюррей любил политику хоть республиканцев, хоть либералов – в зависимости от того, что ему казалось интересным в конкретный момент. Он вникал в самые мелкие детали междоусобной борьбы, что меня лично мало привлекало. Он всегда знал всех игроков, их намерения и мировоззренческую базу. В 1992 году он вел настоящую политическую игру на выборах кандидата в президенты от Республиканской партии, поддерживая Пата Бьюкенена, который выступал против первой войны в Ираке и повышения налогов Джорджем Бушем-старшим.
В одном я уверен на все сто – если бы Мюррей был с нами во время президентских праймериз в 2008 году, ему было бы много что сказать и он бы сделал это с превеликим удовольствием. Свойственный ему оптимизм усилился бы стократно. Он наслаждался бы каждой минутой этого процесса. Он бы вершил «революцию», тем более что в ее подготовку он внес огромный вклад.
Могу представить, как его восхитил бы вид молодых людей, поджигавших банкноты Федерального резерва. Он подхватил бы лозунг, который мы так часто слышали на встречах со студентами: «Покончить с ФРС!», «Покончить с ФРС!»
Даже после окончания президентской кампании заинтересованность в разоблачении ФРС и в прекращении ее деятельности не остыла, и Мюррей был бы этому рад. Его труды получили признание. Идеи превратились в серьезные попытки провести значительные политические и экономические преобразования. Нам очень помогли его книги и буклеты для широкой публики о том, почему следует покончить с ФРС и требовать стопроцентного золотого стандарта. И продолжают помогать.
Его работы «Как государство завладело денежной системой общества», «Доводы в пользу стопроцентного золотого доллара» и «Факты против ФРС»
[34] внесли бесценный вклад в дело просвещения широкой публики. Мюррей рассказывал много историй о временах «культа» Айн Рэнд
[35] и его общения с Гринспеном. Гринспен в личной беседе тоже вспоминал о своем знакомстве с Мюрреем. Но подумайте, как по-разному сложились их судьбы. Оба начинали как последователи Айн Рэнд. Никто из них не стал объективистом. Гринспен избрал неверный путь. Ротбард шел по правильному пути, все совершенствуя истину о деньгах и Федеральном резерве. Гринспен стал денежным тираном и посеял семена крупнейшего финансового пузыря в истории.
В период моих поисков ответов и увлечения австрийской школой экономики мне повстречался также Генри Хэзлитт, друг Мизеса, член правления Фонда экономического образования и хороший знакомый Леонарда Рида. Как и многие другие ищущие, я прочел его знаменитую «Экономику за один урок». Хэзлитт вскоре после подписания Бреттон-Вудского соглашения в 1944 году предсказывал, что оно окажется неработоспособным. Так и случилось, и он прожил еще долго после его разрыва в 1971 году. Как и многие другие представители австрийской школы экономики, Хэзлитт оказался долгожителем: он скончался в возрасте 98 лет в 1993 году. Все его книги, которых немало, стоят прочтения.
Хэзлитт многое сделал для того, чтобы обеспечить Мизесу место в Нью-Йоркском университете. Они дружили с тех самых пор, как Мизес приехал в Америку, бежав из Европы, объятой Второй мировой войной. Хотя его знали в основном как журналиста Newsweek, New York Times и Wall Street Journal, прежде всего он был философом и экономистом.
Он оказал мне большую честь, когда после смерти Леонарда Рида в 1983 году позвонил и предложил мне подумать о том, чтобы возглавить Фонд экономического образования. Не знаю, разделял ли эту идею кто-нибудь еще из правления фонда, но я никогда ее по-настоящему не рассматривал просто потому, что выбрал другой путь.
Еще один любопытный эпизод: Генри Хэзлитт познакомил с Айн Рэнд всех сторонников свободного рынка из научных кругов Нью-Йорка, среди которых были его близкие друзья Леонард Рид и Мизес.
В период между Великой депрессией и разрывом Бреттон-Вудского соглашения очень активную роль в интеллектуальной жизни страны играли либертарианские и «Старые правые»
[36] конституционалисты, сторонники невмешательства государства в экономику. Они сокрушались о разрушении Республики, но их труды заложили основу для постепенно зарождавшегося Движения за свободу, которое набрало силу во время праймериз республиканцев в 2008 году.
Есть и другие великие умы, труды которых я читаю, чтобы поддержать республиканский дух. Некоторые делают упор на денежной политике, другие пишут о личной свободе, внешней политике, а также об экономической свободе. Книги Джона Т. Флинна
[37], Изабель Паттерсон
[38], Роуз Вайлдер Лейн
[39], Гаре Гаррета
[40], Айн Рэнд, Ричарда Вивера
[41], Альберта Нока
[42], Г. Л. Менкена
[43] и Франка Ходоров
[44] не только повлияли на меня, но и убедили в том, что философия, которая ратует за личную свободу, частную собственность и обеспеченные деньги, является единственной политической философией, которую стоит поддерживать.
