Здесь мне хотелось бы внести ясность. Политика ФРС полна чудовищных перекосов. Во власти Гринспена было ее улучшить. Он совершил ужасные ошибки. Но это не значит, что ответ, который мы ищем, кроется в политике ФРС, в более жестком контроле над ее деятельностью, в лучшем управлении ФРС. Мы почти сто лет снова и снова возвращались к одной и той же модели, так пришла пора поумнеть и чему-то научиться. Когда в распоряжении правительства имеются печатный станок и банковский картель, оно этим пользуется, а не печется о всеобщем благе.
Проблема не в том, какие решения принимают центральные банки. Проблема в том, что они обладают властью принимать любые решения. Дополнительная сложность заключается в том, что рынки постоянно должны догадываться, что собирается предпринять ФРС, в результате чего создается режим, который историк Роберт Хиггс назвал «режимом неопределенности»
[65]. С помощью этой концепции Хиггс объясняет, почему рынки порой так долго восстанавливаются после ошибок кредитно-денежной политики. Действие рыночных сил всегда направлено на исправление ошибок, допущенных отдельными людьми или правительством. Поскольку инфляция, проводимая центральным банком, всегда разрушительна, рынок пытается остановить ее как можно быстрее. Это свершается по непредсказуемому графику.
Система, пришедшая на смену Бреттон-Вудской, неоднократно за последние тридцать лет доказывала свою недееспособность, однако властям удавалось заново накачивать денежный насос, отвлекать общественность и не допускать уменьшения инфляции и исправления ошибок, обязательно присутствующих в экономическом планировании системы центральных банков.
Нестабильность была очевидна уже в 1987 году, когда на фондовой бирже произошла резкая коррекция под названием спад. ФРС вызвала повторную инфляцию и восстановила доверие к подорванной системе. Окончательной расплаты за инфляцию, которая проводилась с 1971 года, пока не произошло. Неустойчивость доллара в мировой экономике по-прежнему затушевывалась. Произошедший в 1989 году крах на японском рынке показал, что отсутствие равновесия на международных рынках позволяет экспортировать часть нашей долларовой инфляции в другие страны, вместо того чтобы причинять ущерб собственной стране.
Недавно мы стали активно экспортировать инфляционные доллары в Китай.
Кризис ссуд и сбережений в 1980-х был еще одной попыткой рынка исправить ошибки, присущие системе. Долговые обязательства до какой-то степени были ликвидированы, но поскольку никаких существенных изменений в политике не произошло, страна и Федеральная резервная система вернулись к старым добрым методам – и инфляция стала еще больше.
Японский рынок так никогда и не восстановился полностью после кризиса 1990-х, поскольку власти не допустили списания безнадежных банковских долгов. На протяжении 1990-х годов американский рынок приводил доводы в пользу списания безнадежных долгов и устранения крупного неэффективного инвестирования. Но наша рецессия, азиатский и российский кризисы сгладили с помощью еще большей инфляции. Даже крах Long-Term Capital Management в 1999 году едва отобразился на экране экономического радиолокатора.
К 2000 году дисбаланс достиг уже такого уровня, что сдерживать его стало невозможно. Крупное вливание кредитов для решения проблемы Y2K
[66] смягчило удар рецессии 2000 года, но уже тогда было ясно, что час расплаты близок. Подозреваю, что Гринспен это знал. Он энергично начал раздувать и без того уже внушительный пузырь на жилищном рынке, снижая и удерживая на низком уровне процентную ставку на протяжении нескольких лет. Он купил отсрочку для себя и для системы, которую он представлял.
Крах на фондовой бирже в 2000 году, особенно взрыв пузыря NASDAQ, был началом текущего кризиса, хотя многим хочется отнести его наступление к 2007 году, когда стал очевидным ипотечный кризис. Рынок «быков» на бирже закончился намного раньше. Мощные инфляционные процессы, направленные на стимулирование жилищного строительства, были организованы для того, чтобы люди почувствовали себя увереннее, чтобы у потребителей вновь возник соблазн тратить больше, брать кредиты под собственный капитал хотя бы под номинальным влиянием инфляционных ожиданий. Кредитно-денежная политика никогда не благоприятствует сбережениям. Низкие процентные ставки вводят вкладчиков в заблуждение. Гринспен на мой вопрос по этому поводу ответил ни много ни мало: «Что поделать, некоторым просто не везет».
Однако процветание с помощью дешевых кредитов недостижимо. Если бы это было так, никому не пришлось бы зарабатывать себе на жизнь. Взвинченные цены лишь создают ложное впечатление наличия реального богатства. Но как пришло, так и ушло. Пока пузырь растет, все прекрасно, и многие позволяют себе жить не по средствам; другое дело, когда приходится жить скромнее и расплачиваться за свою расточительность. Как отдельным людям, так и всей стране приходится снижать свой жизненный уровень, если процветание оказывается иллюзией, созданной кредитно-инфляционной системой.
Хотя ответственность за финансовые пузыри, неэффективное инвестирование и чрезмерные долги прежде всего лежит на ФРС, другие игроки тоже внесли существенный вклад в появление искажений, которым требовалась корректировка
[67]. Искусственно заниженные ФРС процентные ставки создавали у инвесторов, вкладчиков, заемщиков и потребителей ложное представление о ситуации. Делалось множество ошибок. Кажущееся процветание, основанное на иллюзии богатства и сбережений, приводило к неправильному и чрезмерному использованию капитала. Следствием неверной информации, генерируемой политикой ФРС, была ошибочная уверенность в том, что все будет хорошо. Так возникает риск недобросовестности. Все, что воспринимается как защита от риска, заставляет людей действовать менее осторожно. Даже если их поступки могут казаться рискованными, от их последствий страдает кто-то другой, что поощряет нерациональное экономическое поведение.
Тот факт, что для получения кредита в банке больше не требовались сбережения, поскольку ФРС обеспечила всех легкими кредитами, побудил многих банкиров и заемщиков «играть» на рискованных бизнес-инициативах. Идти на такой риск легко, особенно когда экономический цикл проходит этап подъема и номинальная стоимость акций, земли и недвижимости растет. На самом деле при этом все идут на риск недобросовестности и получают прибыль в краткосрочном плане за то, что в долгосрочном неминуемо привело бы к убыткам. Конкурентное давление в банковской системе не позволяет большинству сопротивляться соблазну быстрой прибыли.
Риск недобросовестности, каким бы ни был ее источник, губителен, поскольку он лишает субъект чувства ответственности за свои действия. Чем больше общество склонно к социализму, тем меньшую ответственность чувствует каждый за свои поступки – она становится коллективной. Когда государство вмешивается в бизнес, многие полагают, что они могут пользоваться выгодами рынка, перекладывая потери на других. Именно так и происходит сегодня.
