Натиск нападающих был таким неожиданным и мощным, что осажденные с воплями откатились от ворот к стенам внутренней цитадели. Там завязался жестокий рукопашный бой. Постепенно он распался на отдельные очаги, пылавшие повсюду: на майдане, в тесных проулках и дворах.
Арсен схватился с янычарским агою. Ага, видно, был лихой рубака и успешно отбивал все выпады казака.
Тем временем Хорь, не ввязываясь в бой, украдкой следовал за ними. Вокруг раздавались крики, стоны раненых смешивались с хрипом умирающих, казацкое «слава» и турецкое «алла» слились в одно страшное протяжное «а-а-а!».
Во всем этом аду Хорь не спускал глаз с ловкой фигуры запорожца… Перепрыгнув через глинобитную стену, из-за которой, по его мнению, было безопасно наблюдать за боем, Хорь неожиданно столкнулся со старым татарином, выскочившим из низкой двери сакли с луком и сагайдаком в руках. Хорь выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил старику в грудь. Тот упал. Хорь схватил лук, выдернул из сагайдака стрелу с белым оперением, воровато выглянул из-за стены. Арсен уже оттеснил агу к самой цитадели и старался точным ударом прикончить его или обезоружить.
Хорь прикинул расстояние, поднял лук. Тетива забренчала, как струна, – и стрела молнией метнулась через майдан…
Но Хорь не увидел, попал ли в свою жертву. Позади него раздался пронзительный крик. Он испуганно оглянулся – склонившись над убитым стариком, кричала тоненькая, как тростинка, татарочка с рассыпанными по плечам тонкими косичками.
Хорь сообразил, что отсюда опасность ему не грозит, и снова выглянул из-за стены. Он надеялся увидеть Звенигору на земле со стрелою в спине. Но вместо этого заметил Секача, летящего к нему через площадь с высоко поднятой саблей. Арсен же держал на руках какого-то запорожца, пытающегося вырвать из своей груди окровавленную стрелу.
– Проклятье! – выругался Хорь и кинулся к девушке.
Татарочка вскрикнула, протянула вверх руки, будто защищаясь от удара или умоляя о пощаде. Но Хорь не сдержал руки – и сабля заалела от девичьей крови.
– Что ты делаешь? Зачем дивчину убил? – послышался голос Секача.
Хорь не спеша вытер саблю об одежду татарина, сплюнул.
– Змея! Стреляла из лука в наших… Пришлось сначала отца, а потом – ее…
– А-а, вот как!.. Молодец! Это она, стерва, целилась в Арсена… Хорошо, что Когут вовремя заметил и заслонил собой товарища… Теперь у него кровь струей бьет из раны. Жаль будет, если помрет, – добрый был казачина!.. Пошли, брат, еще много работы!
Секач побежал к запорожцам, которые уже повсюду теснили охваченных отчаянием защитников крепости. А Хорь, еще не оправившись от страха и мысленно кляня Чернобая, который послал его в это пекло, а сам удрал в Крым к Али, шмыгнул в саклю, чтоб поживиться татарским добром.
Возле Арсена и раненого Когута собрались ближайшие друзья. Арсен осторожно вытащил из груди товарища стрелу. Метелица достал из глубокого кармана штанов плоскую бутылочку с горилкой, насыпал в нее из пороховницы пороха, взболтал и вылил эту жгучую смесь на рану. Потом перевязал чистой тряпицей.
– Хлопцы, отнесите его в лодку, – приказал Арсен. – Да получше присматривайте!
Старший Пивненко поднял брата на руки и вместе с Товкачом понес к Днепру. А запорожцы снова бросились в гущу сражения.
Когда пала и цитадель, кызы-керменский бей заперся с кучкой воинов в мечети. Из окон, с крыш, с минарета отстреливались они от наседающих казаков.
Одиночные разрозненные янычарские отряды с боем пробивались к мечети и под прикрытием своих стрелков оказывали отчаянное сопротивление казакам.
– Бейте их, детки! Бейте неверных! – гремел среди боя голос Сирко. – Не давайте опомниться проклятым!
И «детки», среди которых было немало седовласых бойцов, пренебрегая смертью, неудержимой лавиной теснили врага. Один за другим падали янычары, орошая кровью каменные плиты лестниц, дико кричали турецкие аги и татарские мурзы…
Но не было уже силы, которая смогла бы остановить тот натиск, тот боевой порыв, который охватил казаков.
Арсен со Спыхальским ворвались в мечеть одними из первых. Еще издали, через головы личной охраны коменданта, Арсен увидел престарелого скуластого бея, в глазах которого светился нескрываемый ужас. Бею хотелось бы сейчас исчезнуть, провалиться сквозь землю или хотя бы превратиться в рядового воина. Однако сытое холеное лицо, а особенно бархатный бешмет выдавали высокое его положение в этой крепости.
– Бей, сдавайся! – крикнул Арсен, размахивая саблей. – Имеешь честь сдаться самому Сирко!
Рядом свистела тяжелая сабля Спыхальского. Телохранители подались назад, прижав бея к стене. В тесноте они не могли свободно орудовать оружием, мешали друг другу. Кто-то из них взвизгнул:
– Урус-шайтан! Урус-шайтан!
От этого крика дрогнули защитники мечети. Несколькими сильными ударами Арсен проложил себе дорогу к бею. Спыхальский прикрывал его с тыла.
Бей выхватил из дорогих сверкающих ножен саблю. Должно быть, сегодня она еще не побывала в деле. Скрестил ее с казацкой.
Теперь Арсен уже не видел ничего, кроме лоснящегося одутловатого лица ханского вельможи. В памяти, словно упавшая звезда, мелькнуло воспоминание о невольничьем рынке в Кафе: холодное солнце, мрачное море, полуголые невольники и свист плетей, секущих его плечи… Ненависть утроила его силы. В полумраке мечети от ударов сабель брызнули ослепительные искры. Бею некуда было отступать, и оборонялся он неистово и яростно. Его сабля ловко отбивала все удары казака. Но, видно, страх сковал его сердце. Лоб и лицо густо покрылись каплями пота.
Арсен отступил на шаг и всем телом отклонился назад, намеренно завлекая бея на себя. Тот невольно подался следом, расслабив далеко вытянутую вперед руку. Арсен неожиданно и сильно ударил снизу. Сабля противника мелькнула в воздухе, перелетела через голову казака и со звоном упала на каменный пол. Бей смертельно побледнел, отпрянул назад – и уперся спиной в стену. Его горла коснулось холодное острие блестящей стали. Но Арсен в последний миг задержал руку.
– Бей, прикажи своим людям прекратить сопротивление! За это получишь жизнь! Ну!
– О правоверные! Аллах отступился от нас! – прохрипел бей. – Приказываю сложить оружие! Сдавайтесь! Сдавайтесь!.. О горе нам, сыны Магомета!..
Сначала ближние к бею воины побросали сабли. Потом, когда бей повторил свой приказ громче, сдались остальные.
В мечети наступила тишина. Слышалось только тяжелое дыхание многих усталых людей да стоны раненых.
К Арсену подошел Сирко. Обнял казака:
– Спасибо, сынку! Я все видел!.. Славную птаху поймал! Молодец! – И еще раз прижал к груди.
…В полдень тяжело нагруженная пушками, янычарками, порохом, пленными, казацкая флотилия отчалила от Кызы-Кермена. На месте крепости остались груды камня, трупы. В небо вздымались черные столбы густого смердящего дыма.
