– Ну и купец! – усмехнулся Драган. – Настоящий Самсон! Непривычно видеть торговца с выправкой воина.
– Тсс! – подморгнул ему Арсен, подкидывая на ладони туго набитый деньгами кошелек. – Вот веское доказательство того, что я купец. Спасибо воеводе, не поскупился!.. Ну, а на случай чего надо иметь при себе и кусок острого железа. Признаться, к нему я больше привык, чем к золоту. – Он пристегнул к потайному поясу небольшой кривой ятаган в мягком сафьяновом чехле, утонувший в широких складках шаровар.
Послышался скрип ступеней, и в комнату вошел хозяин хана:
– Мир вам, правоверные! Я рад видеть вас в добром здравии.
– Благодарю, ага-джан, – ответил Арсен. – Мне приходилось останавливаться во многих ханах, но такого гостеприимства, как у тебя, не встречал нигде. С этих пор все мои друзья и я будем останавливаться только здесь!
– Твое мнение, почтенный Асан-ага, неизмеримо возрастет о твоем покорном слуге, когда ты узнаешь, какую радостную весть я принес… – расплылся в улыбке старый турок.
– Что, схватили тех разбойников? Вернули мое добро?
– К сожалению, нет. Но тебя приглашает к себе каймакам Каладжи-бей. Он желает из первых уст услышать о нападении гайдуков на купеческий обоз.
– Всего-то? – Арсен изобразил на лице разочарование, хотя и обрадовался такому повороту событий.
– Разве этого мало? – удивился турок. – Не каждого чужеземного купца, даже правоверного, наш каймакам удостаивает такой высокой чести… Но буду с тобой откровенен: не в нем сила. Мне стало известно, что там будет и Сафар-бей – гроза гяуров, славный защитник ислама!..
– Он сможет помочь мне в моей беде?
– Ну конечно! Сейчас вся военная власть в околии в его руках. Достаточно одного его слова, и на поиски твоего обоза выступят сотни аскеров… А это что-нибудь да значит!
– Тогда я и вправду очень благодарен тебе, почтенный Абди-ага, за такую весть. Постараюсь воспользоваться твоим советом.
– Желаю успеха. И не забудь, что это я приложил немало усилий, чтобы Каладжи-бей поскорее узнал о твоем несчастье и заинтересовался им.
– Я не забуду этого, Абди-ага. Если только мне возвратят мой обоз, ты получишь штуку лучшего гданьского сукна на жупан и шаровары…
– Заранее благодарствую за любезность. И советую, торопись: паша ждет.
Абди-ага вышел.
Арсен посмотрел на Драгана:
– Кажется, все складывается к лучшему. Нужно идти.
На площади, перед конаком, толпились, тихо переговариваясь, военные и гражданские чиновники. А в отдалении стояли мрачные, чем-то обеспокоенные горожане. Их было так много, что казалось, сюда собрались все жители города.
Когда Арсен и Драган подошли к дверям, дорогу им заступили два аскера:
– Входить нельзя!
– Но меня пригласил паша Каладжи-бей, – удивился Арсен. – Как же так?
– Твое имя?
– Купец Асан-ага.
– Сейчас. – И один из аскеров исчез за дверями.
Вскоре он вернулся в сопровождении слуги, который пригласил «купца» следовать за ним. Драган остался на площади.
По деревянным скрипучим ступеням Арсен со слугой поднялись на второй этаж и вошли в большой зал, где отдельными группками стояли и беседовали друг с другом десятка два нарядно одетых людей.
Слуга низко поклонился и громко объявил:
– Купец из Ляхистана
[97] – Асан-ага!
Арсен шагнул вперед и тоже поклонился:
– Мир дому твоему, светлейший паша Каладжи-бей! Приветствую и благодарю тебя за приглашение, я рад предстать пред очи твои и усладить свой слух твоими мудрыми речами!
Разговоры сразу прекратились, и все присутствующие уставились на злосчастного купца, о котором только и говорилось в городе со вчерашнего дня.
Паша Каладжи-бей, каймакам Сливенского округа, невысокий носатый толстяк, несмотря на свою тучность, быстро вышел на середину зала и остановился перед Звенигорой. В отличие от гостей, он был одет по-домашнему: в черный шелковый халат, подпоясанный тонким шелковым поясом с цветными кистями на концах. Его седые косматые брови от удивления поползли вверх: он не ожидал, что какой-то там купчишка из далекой варварской страны сумеет так тонко ему польстить. А лесть в высших кругах Османской империи считалась признаком хорошего тона и ни у кого не вызывала осуждения и отвращения. От удовольствия выпученные карие глаза паши заблестели.
– Я рад приветствовать в своем доме купца из дружественного нам Ляхистана! Мы слушали, что нашего друга постигло несчастье: все его имущество захватили разбойники. Я и мои друзья искренне сочувствуем тебе… э-э-э… высокочтимый… э-э-э…
– Асан-ага, – подсказал «купец».
Паша кивнул головой и заговорил снова:
– Я приложу все силы, чтобы покарать разбойников…
– И возвратить мне мое добро, – вставил Арсен.
Но паша сделал вид, что не расслышал этих слов.
– Я пригласил тебя, ага, чтобы узнать о подробностях нападения… Может, это наведет наших славных защитников, непобедимых воинов падишаха, властителя трех материков, на след мерзких грабителей.
Арсен чувствовал себя непринужденно. Все идет хорошо. Волнение, которое он испытал перед входом в зал, исчезло. Появилась уверенность, что все закончится благополучно.
– Благодарствую за сочувствие, эфенди. Правда, я был очень расстроен случившимся. Но, к счастью, немалая часть моего богатства осталась при мне в виде драгоценностей, с которыми в дороге я не расстаюсь.
– О!.. – вырвалось у Каладжи-бея.
– Это позволяет мне, светлейший паша, засвидетельствовать тебе свое уважение скромным подарком… – Звенигора вынул из кармана золотой перстень с драгоценным камнем.
По залу прокатился сдержанный гул. Гости вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть и подарок, и необычного купца.
От наблюдательного взгляда Арсена не ускользнул жадный блеск в глазах паши. Он с удовольствием принял перстень, надел его на палец, полюбовался самоцветом, подставляя его солнечным лучам, а потом взял «купца» под руку:
– Благодарю, мой друг! Позволь познакомить тебя с моими гостями. Это достойнейшие люди нашего города, а также отважные воины солнцеликого падишаха, да продлит Аллах его годы!
Он двинулся вдоль ряда гостей, называя их имена. Наконец Арсен услышал имя, не выходившее у него из головы:
– Сафар-бей! Бюлюк-паша Сливенского гарнизона!
Перед ним стоял молодой красивый ага. Он был среднего роста, худощав, но широк в плечах. Видно, обладал недюжинной силой и ловкостью. На бледном лице, которое скорее было под стать монаху, чем воину, чернели пытливые глаза.
