– Погоди! – остановил он. – Не пугай раньше времени Марийку! Да вон, кажется, и сам Драган с парнями… Он малость отстал… Нет, на носилках кто-то другой… Беги-ка приготовь все, что нужно для раненого!
Но Златка вдруг вскрикнула, бросилась вперед, к самому обрыву. И застыла неподвижно, прижав ладонь к губам, будто хотела что-то сказать и вдруг передумала. Пристально, не отрывая глаз, всматривалась в тех, кто шел впереди приближавшегося отряда.
– Что с тобой, доченька? – встревожился воевода. – Что ты там увидела?
– Отец, ты сказал – какой-то усатый. Так ведь это Спыхальский! Я тебе рассказывала о нем…
Девушка побледнела. Воевода обнял дочку:
– Не волнуйся, Златка. Это еще ни о чем не говорит. Почему ты думаешь, что со Спыхальским обязательно должен быть и Арсен?
– Не знаю… Но почему-то жутко вдруг стало на сердце…
– Успокойся, глупенькая! Сейчас мы обо всем узнаем.
Златка дрожала, как вишенка на ветру. Разве отец поймет, отчего у нее так бьется сердце, почему краска сбежала с лица и похолодели руки?.. После трагических событий в Чернаводе, когда спаслась только треть гайдуцкого отряда и воевода вместе с оставшимися построил в дикой неприступной местности новый стан, забрав туда Златку, о бравом казаке в отряде говорили только в прошедшем времени. Восхищались его мужеством, хвалили за преданность друзьям. Но разговоры эти происходили от случая к случаю. О нем просто вспоминали порой. И никто не сомневался в том, что Арсен погиб. Только Златка и Яцько, который спасся вместе с немногими, думая о нем, верили, что он, может, не скоро, но вернется к ним. Златка только и жила надеждой на это.
И вот появляется Спыхальский! Что-то он поведает ей об Арсене?
Гайдуки приближались. Когда до стана осталось шагов триста, вперед вырвался Яцько, быстро побежал вверх к Златке и воеводе Младену.
– Златка! Зла-а-тка-а!.. – донесся его голос.
Девушка вихрем помчалась вниз. Воевода не успел даже протянуть руку, чтобы задержать ее. Златка легко, словно серна, перепрыгивала камни и мчалась навстречу гайдукам. Голос Яцька сказал ей все.
– Арсен?! Арсен!!
– Он! Живой! – Яцько весело улыбался. – Убежал с друзьями с галеры…
Последних слов паренька она уже не слышала: бросилась к носилкам. Не заметила даже, как, увидев ее, расправил рукою усы и расцвел в улыбке пан Спыхальский. Сразу узнала Арсена. Видела только его. Лежал он вниз лицом, бледный, осунувшийся, с крепко сжатыми, пересохшими от внутреннего жара губами.
Осторожно взяла его за руку. Он открыл глаза и вздрогнул:
– Златка!.. Любимая!..
Девушка молча кивнула и сжала казаку руку, стараясь совладать с собой. Арсен тоже не произнес больше ни слова, только держал в своей горячей руке холодные пальцы Златки и, пока не вынесли носилки вверх, не отрываясь смотрел на ее побледневшее, но такое милое, такое родное лицо.
С горы, припадая на раненую ногу, спешил воевода Младен.
2
Счастье, как вино, пьянит… Увидев Златку, а потом воеводу и Якуба, Арсен почувствовал, как у него, словно от хмеля, зашумело в голове. Сердце готово было вырваться из груди. Хотелось сразу обо всем расспросить, обо всем узнать.
После коротких приветствий его занесли в хижину.
– Где же… Анка? – спросил Арсен, не видя ее среди встречавших гайдуков.
Лицо воеводы помрачнело.
– Она не может выйти. Тяжело больна… Но ты ее увидишь, как только сам встанешь на ноги.
Якуб и Драган помогли Арсену раздеться, положили на широкую скамью, застеленную кошмой. Когда сняли сорочку, Якуб охнул. Вся спина казака была покрыта страшными язвами и незажившими ранами.
– Узнаю таволгу, – потемнел Якуб. – Какое изуверство!
– Да, это таволга… Прошло уже больше недели, а кажется, до сих пор в теле колючки ее торчат…
– Ну, потерпи немножко, джаным, – я помогу тебе. Сейчас мы искупаем тебя в горячей воде, настоянной на хвое и коре дуба. Потом смажу бальзамом… И всемилостивый Аллах поможет мне быстро поставить тебя на ноги, – пообещал Якуб.
Он обрадовался Арсену, как родному сыну, и торопился облегчить страдания казака. Ему во всем помогал Драган.
На другой день вечером, когда Арсен, благодаря врачеванию Якуба и заботливым хлопотам Златки, почувствовал себя значительно лучше, возле его кровати собрались воевода Младен, Драган, Якуб.
В хижине было тепло и уютно. Желтые бревна стен пахли свежей смолой. В печке весело пылали сухие сосновые ветви.
Воевода Младен за время их разлуки еще больше поседел, исхудал. Он сел рядом с Арсеном, положил раненую ногу на подставленную скамейку. Напротив, у стола, пристроились Якуб и Драган. Арсен уже знал, что молодой гайдук в последнее время стал байрактаром, правой рукой воеводы, и пользуется среди балканджиев всеобщим уважением.
– Друзья, – произнес воевода, – мы все рады, что снова собрались вместе. Если б не тяжелая болезнь Анки, нас было бы здесь пятеро. Но ей нельзя волноваться, поэтому сегодня обсудим все без нее и даже не скажем ей, о чем шла речь.
– Случилось что-нибудь серьезное? – встревоженно спросил Арсен.
– Нет… ничего особенного… Короче говоря, в наших краях снова объявились Гамид и… Сафар-бей, – тихо ответил воевода, и Арсен заметил, как мучительно задергалась у воеводы левая щека. Но Младен пересилил себя и продолжал говорить твердым голосом: – На днях Драган по моему приказу выезжал на разведку в Сливен. Мы узнали, что войско великого визиря Ибрагима-паши после неудачного похода на Украину, где оно потерпело поражение под Чигирином, возвратилось назад и расположилось на постой в Валахии и Болгарии на всю зиму. Вернулись в Сливен также Гамид и Сафар-бей со своими отрядами.
– Неужели они помирились, Драган? – быстро спросил Якуб.
– Наши люди рассказывают, что отношения у них весьма холодные. Отряды их расквартированы в разных частях города. Сами они почти не встречаются. Разве что по служебным делам у околийного каймакама.
– Постойте, постойте, я что-то не понимаю вас, – прервал друзей Арсен. – О какой ссоре между Сафар-беем и Гамидом вы говорите?
– Верно, ты этого не знаешь, Арсен, – сказал Младен. – Помнишь наш разговор с Сафар-беем в Чернаводе. После этого бюлюк-паша имел стычку с Гамидом и порвал с ним дружбу… Он даже ушел от Захариади, известного лекаря, у которого лечился и Гамид. Узнав об этом, Якуб возвратился в город и две недели лечил Сафар-бея…
– Ненко, – поправил Якуб. – Не Сафар-бея поставил я на ноги, а твоего сына, Младен, который без меня мог бы лишиться руки, а то и жизни… Рана у него была неглубокая, но опасная. Он потерял много крови. Немало пришлось повозиться с ним. И, кажется, он благодарен мне… Правда, все мои уговоры, чтобы он бросил службу в янычарском корпусе и признал тебя, Младен, и Анку родителями, успеха не имели. Как только Ненко выздоровел, он сразу же выступил со своим бюлюком в поход на Украину…
