– Вот видите, господа, в какое ужасное время мы живем, – с кривой усмешкой медленно сказал гость. – Русский боится русского… А уж, если к русскому эмигранту, счастливо угревшемуся под чужим небом, подойдет русский оттуда… из России… Кончено… Страхам нет конца. Кто он?.. Беспаспортный беженец, без визы, перешедший тайком границу?.. Провокатор?.. Большевик?.. Чекист?.. Шпион?.. И тут и там как травленые волки… Все нас боятся, а русские больше всех…
– Зачем вы так говорите? – вспыхнув, воскликнула Ольга. – Вы не имеете права так говорить нам. Мы вас приняли, не спрашивая, кто вы… Услышав только Христово имя.
Гость молча встал и низко, в пояс, поклонился Ольге. Его лицо стало серьезно. Насмешка сошла с его тонких, красивых губ.
Старый Ядринцев, накладывавший сахар в стаканы, опустил задрожавшую руку и сказал тихим голосом:
– Что же делать, когда и правда русские стали как травимые собаками звери?
Человек, похожий на Савинкова, окинул Ядринцева внимательным, пытливым взглядом. Точно оценивал, что за человек перед ним. Острая насмешка опять заиграла в углах тонкого рта.
– Зверь зверю рознь, – вызывающе кинул он Ядринцеву.
– Что вы этим хотите сказать? – принимая вызов, гордо спросил вместо старика Глеб.
– Бывают, знаете, зайцы… Бегут от собак… Скачут… Петли делают… Из Финляндии в Швецию… В Германию… На Балканы… В Париж… Только возьмет их и там не та, так другая собака… И какая хуже, Бог ее знает.
– Вы говорите какими-то загадками… Они в вашем положении мне кажутся неуместными, – строго заметил Глеб.
– А что? – как-то вдруг сменяя насмешку на простодушный тон, ответил гость. – Разве неправда? Ну, не возьмут его чекисты, не поймают большевики, возьмет его равнодушие к России, обрастет он, как мохом, буржуазным покоем и ленью… Абы меня не трогали. Слыхал я это. «Мы не красные, не белые – мы серые». Как-нибудь прожить бы, а что там на Родине, дела мало. Бог с нею. Все одно ее не спасешь… Стать таким разве не то же, что погибнуть?.. Вот какие, значит, звери бывают. Зайцы… ну а бывают и волки. Не всякая собака его заловит. Как тронет, сама не встанет. Да и, чтоб отыскать, сперва загнать надо. А зверогонов у них не богато… Еще бывают и кабаны… Пока возьмешь его, сколько собак помечет. Той брюхо клыками пропорет, эту ногой потопчет. Да гляди, еще и уйдет.
– Вы, видимо, охотник? – хмуро сказал Глеб. – Приходилось раньше езживать в поле.
– Мы эти загадки уже раз слыхали, – сказал тихим отчетливым голосом Владимир. – Через такие речи мы и здесь оказались. Да толку-то что?
– Толк всецело от вас зависит, – сказал незнакомец.
– А вы кто же сами будете? Заяц? – спросил насмешливо Глеб.
Незнакомец посмотрел на Глеба. Он не обиделся.
– Был и зайцем. Спасения искал у серых. Нашел один мусор. Помилуй Бог, как хорошо! Самоедство! Даже церковь святую раскололи… Куда ни придешь: вы какой партии? Наш или не наш?.. Союзы, объединения, центры… Говорят, пишут… Доклады… Речи… Эрдеки, эсдеки, фашисты… А то еще пакость выдумали: евразийцы. О чтоб им!.. Профессора!.. А Россия?.. Да… конечно… – Он передразнил кого-то и сказал напыщенным тоном: «мы понимаем отлично, что без толчка извне Россию нельзя спасти». Толчка извне?.. Этого недоставало… Черта с два! Дождешься, что по носу вам этот толчок дадут. Так и хочется сказать: Да вы понимаете ли, господа хорошие, что есть на свете мировое еврейство? Оно посадило на горб русскому народу коммунизм, чтобы дотла уничтожить Россию… Америка – евреи, Англия – евреи, Франция – евреи, Германия – евреи… Вы понимаете, что мировой капитал держит над Россией коммунистов, а те орут: «Долой мировой капитал»… Комедия!.. Извне?.. А тоже… иные, кто постарше особенно, скулят о России.
– Россию надо заслужить, – внушительно сказал Ядринцев.
Гость, принимая от Ольги стакан с чаем и большой кусок белого хлеба, густо намазанный маслом, снова внимательно и зорко посмотрел в глаза Ядринцеву.
– Надо ее завоевать, – тихо сказал он. – Завоевать по́том и кровью… Страшными лишениями… Голодом… Наблудили, напакостили, наблевали на Святую Русь… Государя убили… Государыню, девушек невинных, великих княжен, наследника-отрока смертною мукою замучили… На все это промолчали… Аполитичные, мол… А потом даром войти… в экспрессе «Варшава – Москва» приехать хотите… Хотите Россию? – вдруг почти выкрикнул он. – Даешь Россию!..
– Кажется, для этого мы сюда и приехали, – сказал, сумрачно глядя на гостя, Владимир. – Получили приглашение сами не знаем от кого… Не боясь никакой провокации…
– Верите мне, хорошо… Не верите, тогда и не надо… Но знайте одно: заслужить Россию – это значит рисковать… Рисковать каждую минуту, каждый час. Ни одной ночи спокойной… Каждый день ждать, что выдадут или сами проболтаетесь… Если вы сейчас пойдете со мною, вы рискуете, что я предам вас… и я рискую, что вы неосторожным словом или поступком меня выдадите.
– Мы на это и шли, – сказал Глеб. – Мы это отлично понимаем…
Гость еще раз осмотрел всех острым взглядом. Потом он вопросительно взглянул на своего спутника. Тот сидел в углу и, держа обеими руками, как ребенок, стакан с чаем, медленно прихлебывал из него. Заметив взгляд гостя, он молча кивнул утвердительно головою.
– «Коммунизм умрет, Россия не умрет», – твердо и внушительно сказал гость. – Я к вам от Белой Свитки. Если вы готовы идти с нами, Братьями Русской Правды, я вас сегодня же доставлю в Гилевичи… Там вам дадим советские паспорта, «липовые» понятно, и научим, что делать. Если вам страшно, не надо… Тогда не будем говорить высоких слов о России. Значит, вы не красные и не белые… Оставайтесь серыми. Живите себе спокойно… Пилите доски, колите дрова… Благодарите Бога, что сыты и в тепле… И до конца жизни оставайтесь беженцами…
Молчание было ответом на слова незнакомца. В этом молчании он прочитал согласие.
13
Под вечер выехали тремя санями. На первых, на которых приехали незнакомцы, за возницу сел дровосек Бурзила, а в санях были старый Ядринцев и гость, походивший на Савинкова. На вторых были Владимир и молчаливый «с прожидью», лошадью здесь правил дровосек Чабаха. На третьих сидели Глеб и Ольга с Феопеном.
Когда уезжали, первый гость сказал провожавшему их старшему пильщику Андронову:
– Чуть свет, верьхи.
– Ладно… Понимаем, – хмуро ответил, снимая шапку, Андронов.
Сани то шуршали, увязая в мягких сугробах, то стучали по гололедке. Бурзило правил уверенно. Где вез прямиком через прогалины, поросшие мелким кривым лесом по болотным мерзлым кочкам, где сворачивал узкими тропинками в лес, и трудно было за снегом угадать, едет он «на дурняка» или по занесенной лесной дороге.
– Через Ракитницу, думаешь, проедешь? – спросил Ядринцев. – Замерзла, думаешь?
– Я краем… Вепревым лесом и на Селище.
– Ну и ну.
– А вы знаете эти места? – спросил незнакомец.
