Флибустьеры очень сомневались как в истине известия о разбитии своих товарищей, так и в обещании испанского генерала, и смело отвечали, что если даже испанцы многочисленностью своей уничтожили две трети их отряда, остатки его справятся с ними со всеми, что они прошли во внутренность страны единственно за тем, чтобы возвратиться на свою родину, и надеются исполнить это наперекор всем усилиям испанцев не допустить их до того. С этим ответом офицер уехал, но флибустьеры не удовольствовались тем. Увидев вскоре сигналы товарищей и не опасаясь более нападения, они оставили багаж и пленных под присмотром незначительного караула, сели на коней и сами неожиданно напали на вызывавших их испанцев, убили значительное число и рассеяли остальных. Овладев таким образом всей страной, оба отряда соединились и провели остальную часть дня на месте для отдыха. Между тем флибустьеров все еще беспокоила одна забота: они узнали от пленных, что в 6 милях дальше находится другое укрепление, сильнее только что взятого, и его также невозможно миновать, что множество спасшихся от смерти солдат подымут всю страну, соединятся с отрядом в укреплении и еще более затруднят и без того опасную переправу через реку. В отдалении увидели они на нескольких высоких горах огни, которые не без основания сочли сигнальными. Однако же на следующий день продолжали путь, изувечив 900 лошадей, которых не могли увести, и почти столько же взяли с собой, менее для езды и ношения багажа, нежели для пищи в продолжение, без сомнения, еще долгого пути.
Два дня спустя пришли они к упомянутому укреплению, но испанцы до того были объяты ужасом, что не сделали ни малейшего сопротивления, а смирно держались в укреплениях своих, напасть на которые не было нужды флибустьерам. Так счастье уничтожило и это опасение их. В шестнадцатый день своего похода, прибыли они наконец на берег желаемой реки, впадавшей в море.
Река эта, имя которой не означено ни в одном из источников, употребленных при составлении этой книги, но которая, по-видимому, должна быть река Магдалины, берет начало свое в горах Новой Сеговии, в продолжении огромного пространства с яростью бежит через множество огромнейших скал, потом через неизмеримые пропасти, и, образовав с лишком сто водопадов, из которых три особенно ужасны, при мысе Грациас-а-Диос впадает в Северный океан. Страшный шум падения воды в катарактах[17] был слышен флибустьерам за много миль, и эти водопады сделали бы невозможной и переправу, и плавание по реке, если бы поверх каждого не находилась как бы точка отдохновения, где вода текла тихо. Здесь флибустьеры могли надеяться причалить суда свои, какого бы рода они ни были, и перенести их на другую сторону к подошве водопада.
Наконец предстал флибустьерам этот переезд, соединенный с многочисленными и невообразимыми опасностями. Несмотря на всю решимость предпринять переезд, но при совершенном недостатке в судах, инструментах, канатах и других необходимых вещах являлись такие затруднения, которые показались бы непреоборимыми всякому, исключая этих решительных людей, – затруднения, еще увеличиваемые шириною и быстрым течением реки и множеством скал. Тут пригодились бы, если бы их и имели, не пироги, не лодки, не челноки или другие суда, а совсем особенные машины. Род коробов или бочек, в которые можно было поместиться до пояса, были единственными судами, в которых оставалась надежда сплавиться, так сказать, вниз по реке и переехать водопады. Но для сооружения этих машин не было моделей, их надо было прежде изобрести, сделать, потом позаботиться о съестных припасах и принять множество столь же новых, как и необыкновенных мер, причем должно было еще опасаться помехи со стороны испанцев.
Немедля больше, флибустьеры приступили к устранению всех препятствий. Зарезали значительное число лошадей, посолили мясо их, а остальных пустили на волю. Впрочем, забота о пище была гораздо маловажнее других приготовлений к путешествию. Тут-то все пираты развили силы свои и выказали особенную, удивления достойную и невероятно постоянную деятельность и соразмерное мужество – качества, которых в такой мере, может быть, нигде и никогда не выказывали люди и, наверное, нигде не превосходили.
Близ реки находился лес. В нем срубали молодые деревья легкой породы, снимали с них кору, разрезали ее на куски, которые складывали по пяти и, за неимением веревок, связывали весьма клейкой смолой, произведением этих лесов, таким образом флибустьеры приготовили веревки. Наконец соорудили множество маленьких, столь же простых, как и опасных судов, не бывших ни лодками, ни челнами, ни плотами, а всего более похожих на большие короба или бочки, они углублялись на 2 или на 3 фута в воду, и в каждом могли поместиться только два человека. Садясь в эти корзины, флибустьеры тотчас погружались в воду по пояс. Так стояли они, держа в руках длинный шест, необходимый как для уменьшения слишком быстрого плавания, так и для избежания, по возможности, скал и водоворотов. Малость, форма и движения этих водяных машин не позволяли бывшим в них людям ни лежать, ни сидеть, и они должны были оставаться в стоячем положении. Короба эти флибустьеры из леса перетащили на реку, не тревожимые испанцами, из которых не увидели ни одного во все время работ. Освободив всех пленных и вооружившись длинными шестами, флибустьеры приступили к поездке, без сомнения, самой дерзостнейшей из всех, внесенных в скрижали истории мореплавания. Маленькие машины с самого начала были увлечены с ужасной силой быстрым потоком, перебрасываемы волнами и покрываемы пенящейся водой, так что одна легкость их делала поднятие возможным, причем пираты обыкновенно были выбрасываемы и держались за края. Но это беспрестанное держание истощало силы и препятствовало принятию других мер безопасности, почему флибустьеры решились привязывать себя к своим корзинам, чтобы не быть разлученными с единственным средством спасения. Привязанные, они могли действовать с большей легкостью, потому что должны были беспрерывно работать шестами, чтобы избегнуть беспрестанно встречавшихся скал. Но это часто не удавалось, а между тем флибустьеры, привязанные к корзинам, увлекаемым в бездну, тяжестью своей топили их окончательно, или, опрокинувшись, захлебывались и тонули. Иные спасались, правда, но с потерей всего своего имущества.
Огромные водопады, в которых вода низвергалась со страшной высоты, по выражению историка этого события Равено де-Люссана, заставляли содрогаться самых мужественных пиратов, как ни привыкли они к опасностям. Прибыв в соседство подобных водопадов, они употребляли все силы свои для достижения ближайшего берега, там вытаскивали свои машины на берег, выгружали их и наваливали весь груз на себя. Оставлять нельзя было ничего, потому что у всех было только самое необходимое. Обремененные таким образом, переползали они целые гряды скал, пока не достигали до конца водопада. Потом отправляли несколько человек на место выгрузки, те вталкивали машины в воду, сносившую их вниз, где флибустьеры пускались вплавь ловить их. Между тем течение было так быстро, что часто суда эти молнией промелькивали мимо поджидавших их. Те, которые претерпевали неудачу в ловле, выплывали на берег и принимались строить новые короба.
Некоторое время эта странная флотилия держалась вместе, чтобы взаимно помогать друг другу, но следствием этого было много несчастий. Один короб, увлекаемый потоком, часто наваливался на другой, и нередко оба тонули; иные попадали на скалы, с которых только с трудом и то изредка могли освободиться, потому что следовавшие за ними мешали им в этом. В таких случаях оставалось одно средство: развязать веревки и доверить себя реке на разрозненных шестах. На третий день плавания Равено де-Люссан представил своим товарищам, что так как теперь нечего больше опасаться испанцев, то опасное плавание вместе совершенно лишнее, и что все внимание должно обращать не на защиту от неприятелей, а единственно на преодоление препятствий, представляемых рекою. Он уговорил их плыть более врозь, причем передние должны были извещать плывущих сзади сигналами об опаснейших местах и указывать удобнейшие места для высадок. Несмотря на все эти предосторожности, однако, ежедневно несколько человек были поглощаемы рекой.
