С верхней ступени храма, посвященного новой вере, лжепророк-победитель говорит удивленному народу, размахивая знаменем: «Братья, меч есть ключ к небесам и к аду! Капля крови, пролитая за дело Божие, ночь, проведенная с оружием в руках, будут ценимы выше двух месяцев поста и молитвы. Тот, кто погибнет в битве, получит отпущение грехов: в день последний раны его будут блестящи как румянец, благоуханны как мирра и амбра, крылья херувимов заменят отрубленные члены!» При этих поэтических обещаниях умы воспламеняются, сабли сверкают повсюду и тридцать тысяч наездников собираются, чтобы на границах Греческой империи водрузить первое знамя арабского завоевания. Но предательство не дремлет: еврейская невольница, уродившаяся Юдифь, вливает в жилы его тайный яд: Мухаммед умирает в Медине 8 июня 632 года, завещая верным последователям продолжение своих мыслей и планов.
В Мухаммеде соединялось все, что могло дать ему подпору непреоборимого увлечения. С физической красотой соединял он энергию духа, и эти драгоценные качества возвышало еще пламенное человеколюбие и общительность. Религия его сделалась, так сказать, полюбовной сделкой между спиритуализмом и языческими верованиями древних аравитян. В самом ли деле он считал себя вдохновенным или действовал только в этом духе, пребывание его на земле все-таки было сигналом к дивному делу, и одна уже мысль связать узами религии рассеянные элементы большого народа должна дать Мухаммеду место между высокими умами, если бы даже успех не увенчал его замыслов. Но будущность принадлежит идеям популярным, им все служит средством: война и мир, торговля и науки, жажда материальных интересов и честолюбие духа. Идея мусульманская процвела посредством побед, вокруг уважаемого мединского гроба вдруг воздвиглись знамена войны.
Несколько лет после смерти Мухаммеда ученики его прорвали плотину, удерживавшую стремительность потока: волны его разливаются над древним миром, и с 77 года хиджры Африка становится мусульманской. Владея странами, в которых процветала образованность египетская, карфагенская и римская, аравитяне переходят в Испанию, берег которой предан им в 710 году слабыми готами. Готы не были уже теми страшными варварами, которые, унизив гордость Рима и обогатившись добычей, в нем награбленной, простерли завоевания свои от Дуная до Атлантического океана. Отделенные от остальной Европы Пиренейской цепью, преемники Аллариха слабели в неге продолжительного мира, стены городов их превращались в развалины и несогласия довершили разрушение их государства. Арабам достаточно было восьми лет, чтобы сделать Испанию преддверием могущества, честолюбивые замысли которого останавливались на пределах мира. Но такой быстрый успех основывался не на выигранных сражениях: верные закону Мухаммеда, новые завоеватели приносили с собой веротерпимость и правосудие. «Положение побежденных стало так приятно, – говорит один испанский летописец, – что вместо притеснения, которого страшились, они радовались, что принадлежат владыкам, которые дозволяют им свободное богослужение и не требуют от них ничего, кроме незначительной дани и повиновения законам, установленным для общего блага».
Владычество испанских эмиров было поэтому эпохой великого благоденствия. Государи эти, вместе духовные и воины, отнюдь не враждуя к христианским племенам, видели вокруг себя только один народ. Исполняя сами великие работы для пользы общей, которым так много обязаны своим обширным развитием земледелие и торговля, они приглашали людей всех наций без разбора, которые могли оплодотворять развитие наук и возродить промышленности прошедшего. Деятельность их и правосудие превратили дикую Испанию в земной рай, бродячие толпы ее населения в просвещенную нацию, трудолюбивую и образованную. Христиане вступали в армии эмиров, где пользовались общими правами и составляли даже гвардию владык, которые находили в них защиту от внешних нападений и преграду против внутренних смут.
Такова была ловкая политика аравитян – славное основание восьмивекового владычества. И если позже эта власть принуждена была отступить перед христианскими армиями, то одной из главных причин ее падения – та, что, довольствуясь обладанием плодороднейшими провинциями Испании, эмиры, то покушаясь завоевать Францию, то, борясь с соперническими интригами, забыли дикие скалы астурийские и дали там возрасти и укрепиться племени независимому, которое сначала считали неважным и с которым впоследствии вступили в переговоры. Это племя росло под покровом беззаботности или забывчивости и мало-помалу достигло степени силы, дозволившей ему победить и изгнать аравитян.
После кровавой борьбы все мавританские провинции одна за другой перешли в руки христианской Испании. Прежние владыки ее избегли рабства единственно эмиграцией. В половине XV века оставалось только одно эмирство, Гранадское, могущественный, но и единственный оплот исламизма на Пиренейском полуострове.
Почва древнего Гранадского царства одна из самых бесплодных в Испании. Длинные цепи нагих гор, скалы из мрамора и гранита, нагроможденные одни на другие, утомляют зрение. Но посреди этих пустынь скрываются зеленеющие, плодородные оазисы, луга и поля оспаривают пространство у пустыни, лимонные, померанцевые, фиговые деревья растут рядом с миртами и розами, которые благоухающими букетами свешиваются из каждой расселины скалы. Среди хаоса вдруг являются укрепленные деревни на вершинах диких пропастей, в ином месте полуразрушенные башни качаются на челе отдельной скалы, каменные привидения, мимо которых никто не проходит без молитвы, могилы древнего христианского рыцарства, хранящие под прахом своим воспоминания о тех знаменитых войнах, в которых спорили за обладание дверьми Неба, как называли арабские поэты Гранаду во время ее благоденствия.
В центре страны, именуемой Гранадой, на восточном склоне Снежных гор, или Сьерры-Невады, между двумя тесными долинами текут две реки – Хениль и Дарра. Они соединяются у подошвы странного скопления отвесных возвышенностей, называемых Cerro de Santa-Elena, мысом вдающихся в середину равнины, или веги, Гранады, и оттуда несут воды свои в Гвадалквивир. В этой-то долине Дарры, на обоих берегах реки, возвышается древний город Гранада. На углу горы, на левом берегу Дарры, дворец и квартал Эль-Гамры, на другом берегу возвышается Эль-Баицым, оба составляют как бы отдельные города.
С высот Эль-Гамры долина Дарры кажется глубокой рытвиной, расширяющейся по мере удаления от гор. Река, которой имя приняла она, своевольно бежит мимо живописной цепи террас, обсаженных плодовыми деревьями и садами. Предание гласит, что Дарра катила прежде золотые песчинки, и легковерные люди даже нынче еще иногда промывают песок ее в надежде найти несколько крупинок золота. Кое-где доныне виднеются сельские павильоны с белыми стенами, служившие некогда гаремами богатейших арабских владельцев. К западу тянутся обросшие лесом горы, окаймляющие вегу. Это была некогда граница, отделявшая владения мавританские от христианской Испании. На некоторых вершинах возвышаются развалины укреплений, оборонявших долину. Дефилеи этих гор пропустили в XV веке войско под начальством Фердинанда Католика, водрузившего знамена свои под стенами Гранады. Ныне уединение их не нарушается, аррьеросы мирно гоняют своих мулов по тропинкам, стенавшим некогда под тяжелыми стопами воинов. Здесь встретите мост Де-лос-Пинос, на котором остановился Христофор Колумб, услышав голос посланца Изабеллы Кастильской, принесшего от нее слова ободряющие и обещания помощи, когда, утомясь презрением придворных, он собирался предложить Франции открытие нового мира. В центре веги город Санта-Фе, построенный гранадскими христианами, еще раз напоминает о Колумбе: здесь он подписал условие, которое обогатило Испанию.
