Однако же, Хеир-Эддин был настороже. Шпионы уведомили его об угрожавших ему приготовлениях и он поспешно увеличил укрепления Гулетты, но султан константинопольский, занятый войной в Азии, не мог прислать ему подкреплений, и потому ему оставались только средства собственного гения. Но мужество его не ослабевало, призвав арабов на священную войну он приготовился к отчаянной борьбе.
На другой день, 17 июня, испанская армия начала высадку на высоте Водяного форта. Несколько арабов, рассеянных на берегу, не представляли никакой серьезной помехи. На третий день перевезли на землю артиллерию и снаряды на том самом месте, где 265 лет перед тем Людовик Святой водрузил свое знамя.
Неприязненные действия начались немедленно осадой Гулетты. 23 июня осажденные произвели страшную вылазку против итальянской дивизии. На следующий день повторили то же против отряда испанского и произвели между ним беспорядок. Эти две неудачи были дурным предзнаменованием, но христианская армия, ободряемая присутствием Карла V, приняла меры для обеспечения себя от нового нечаянного нападения.
4 июля, около полудня, 3000 турков еще раз бросились на испанский лагерь. На этот раз после первой тревоги, причиненной таким сильным ударом, бой завязался с равными шансами. Джиоффар, предводитель турков, убит; около трупа его завязалась страшная борьба, мусульман, наконец, одолевают и испанцы так близко преследуют беглецов, что гарнизон Гулетты запирает ворота перед ними, и они падают у стен замка. Христиане, увлекаемые радостью победы, обходят замок и с яростью вторгаются в плохо укрепленное место, но огонь батарей опрокидывает их в свою очередь и они принуждены отступить, потеряв 150 человек и влача за собой более 300 раненых. Как бы то ни было, это дело повергло турков в сильное уныние, тогда как укрепило дух христиан. Осада продолжалась с удвоенной живостью. С первых дней высадки Мулей-Гассан с 300 всадниками присоединился к армии Карла V. В ночь с 4 на 5 июля Синам-Жид, один из офицеров Хеир-Эддина, приказал тщательно замуровать отверстие, в которое проникли христиане и перед ним вырыть ров с палисадами. Потом Хеир-Эддин составил план нападения на армию императора с тыла, защищаемого оливковой рощей, в которой засадил свою арабскую пехоту, поддерживаемую многочисленной конницей и шестью пушками. Карл V, предуведомленный заранее перебежчиками, велел войскам стать под ружье на всякий случай. Но так как день наступил без всякого движения со стороны неприятелей, то он дозволил армии возвратиться в палатки для отдыха. Этой-то минуты и ждали арабы. С громкими криками выбегают они в то самое время, как канонерские шлюпки, разъезжая вдоль берега озера, устремляются на лагерь с другой стороны. Карл V удачным маневром стал лицом к обеим угрожавшим ему гибелям, прогнал арабов и в добром порядке возвратился в лагерь.
Подобные стычки возобновлялись много раз то в одном месте, то в другом, и гарнизон Гулетты сделал несколько вылазок, которые поддерживали тревогу в лагере. Но турки не умели пользоваться своей артиллерией, кроме того, довольно плохой. Между тем, императорские войска начинали скучать продолжительностью осады, чрезвычайная жара порождала многочисленные болезни. Карл V увидел необходимость кончить кампанию решительным ударом и приказал приготовиться к общему штурму.
15 июля подан знак. Батарея в 24 пушки открывает огонь против башни Гулетты и Морского бастиона. На сто шагов правее другая шестипушечная батарея обстреливает стену. Адмирал Дориа подходит близко к стенам и сверху рей стрелки его посылают пули во внутренность укреплений. Армии, разделенной на три корпуса, приказано идти в брешь, как скоро ее откроют. Сильный арьергард на 24 галерах держится на широте Карфагенского мыса, на котором стоит резервная кавалерия для отражения арабов равнины. Пальба, начатая на рассвете, открыла брешь к полудню, затем штурм был произведен с такой силой, что турки отступили после первого ружейного залпа. Кроме всех погибших на стенах, турки потеряли, убегая, более 1500 человек, – христиане же только тридцать. Победители овладели 300 бронзовых пушек, не считая железных, и тридцатью тунисскими кораблями. Они заметили, что паруса и ядра, найденные на них, были помечены лилией, – явный знак, что Франциск I помогал Хеир-Эддину.
Собрали немедленно военный совет для решения идти ли на Тунис. Карл V, видя, что мнения разделяются, решил вопрос, объявив, что намерен воспользоваться плодами своей победы. Тотчас принялись заделывать бреши и 20 июля армия в 22 000 человек выступила с двенадцатью пушками. Неприятельская армия стояла на милю перед городом, в равнине Кассар-Мексеви, в ней находилось 90 000 турков и арабов; двенадцать пушек защищали ее авангард; 12 000 берберских всадников стояли на левом фланге, цитадель, башни, валы Туниса были покрыты воинами. Натиск был страшен, мусульмане отступили к городу и только ночь прекратила резню. Хеир-Эддин, потеряв всякую надежду, хотел запереться в цитадели и взорвать ее, но подъехав к ней, нашел ворота запертыми и ни приказания, ни угрозы, ни мольбы не могли заставить отпереть их. Тогда в отчаянии начал он рвать свою бороду и решился покинуть город, знатнейшие жители которого явились к Карлу V молить его о пощаде.
Несмотря на обещания императора, солдаты предались ужаснейшим неистовствам. Все современные описания наполнены страшными подробностями сцен, сопровождавших разграбление Туниса. Карл V, проникнув в цитадель после отступления Хеир-Эддина, увидел вскоре знатнейших жителей, которые поднесли ему ключи города, покорились ему и просили только избавить их от ужасов приступа. Они обратились также к Мулей-Гассану, который присоединил свои просьбы к мольбам их, но войску было обещано разграбление, и когда до слуха его дошла весть об этих переговорах, со всех сторон поднялся ропот. «Разве мы не перенесли довольно лишений и не довольно подверглись опасностям, чтобы предводители сдержали свое слово, данное войску в такое время, когда одна надежда на подкрепление в Тунисе могла поддержать наши слабеющие силы!» – говорили солдаты. Узнав, что цитадель во власти испанцев, они яростно бросились в город, вторгались в дома и всюду распространялся ужас, смерть, насилие и пожар. В это самое время, тунисцы бросились навстречу Мулей-Гассану и своим криком и знаками радости надеялись достаточно уверить его в своей покорности, чтобы избежать столь бесчеловечного мщения. Но вторжение христиан было страшно, они убивали все встречавшееся им, не разбирая ни лет, ни пола, улицы были наполнены трупами, пороги домов загромождены ими и полы мечетей покрыты кровью. После этой резни солдаты успокоились несколько и начали делить пленников, но как, к несчастью, Карл V, по просьбе Мулей-Гассана, с горестью видевшего опустошение города, запретил брать пленных, то убийства возобновились, и их могли прекратить, не иначе, как уничтожив это повеление. Впрочем должно сказать, что Мулей-Гассан перенес разграбление Туниса гораздо равнодушнее, нежели можно было бы предположить, так он был рассержен холодным приемом, ему оказанным. Только видя, до каких излишеств доходят победители, он наконец сжалился и выразил желание видеть прекращение их. Грабеж продолжался три дня и три ночи, но так как заметили, что солдаты, в надежде найти зарытые сокровища, срывали дома, то им приказали выйти из города и собраться в предместьях. Мало погибло христиан от руки мусульман, но многие убивали друг друга в ссорах за добычу и многие из несчастных невольников, восставших в замке, также были зарезаны или ограблены. Во все эти дни немцы показывали себя самыми жестокими и кровожадными. В тогдашних войнах неслыханные жестокости были обыкновенны, и мы видим здесь возобновление кровавых сцен, бывших в Оране в 1510 году. Обыкновение грабить завоеванные города порождало самые ужасные излишества. Любовь к золоту и неге, всеобщий беспорядок, своеволие, по-видимому, дозволенное, кровь и вино производят в уме людей жажду, опьянение, утоляемые только преступлениями. Голос предводителей, пример офицеров недействительны, и самые человеколюбивые принуждены скрывать слезы, извлекаемые из глаз их таким горестным зрелищем. Около 40 000 тунисцев, не считая женщин и детей, были взяты в плен. Мулей-Гассану было позволено выкупать их сколько угодно за бесценок, и утверждают наверное, что он за два червонца возвратил всех тех фавориток, которых любил некогда больше других. Но бедствия Туниса не ограничились этой резней, по показаниям самого Мулей-Гассана более 70 000 человек, убежав в равнину, погибли от жажды и жары, дороги были завалены трупами: первыми погибали, разумеется, женщины и дети.
