Особенно французскому правительству, находившемуся в беспрерывных явных и тайных раздорах с Испанией, было очень выгодно иметь в отдаленной части света мужественные отряды, не только ничего не стоившие ему, но еще приносившие ему большие выгоды; пираты согласились на требование адмиралтейства: отдавать губернатору Тортуги или Сан-Доминго десятую часть своей добычи. Чтоб увеличить эту десятину и придать покровительству своему вид законности, французское правительство доставило пиратам каперские патенты от Португалии, воевавшей тогда с Испанией. Остров Тортуга принял вполне вид колонии. На нем поселилось множество выходцев из Франции; охота за кабанами и буйволами прекратилась и здесь, как на Сан-Доминго, а вместе с тем исчезли остальные буканьеры, которые по большей части соединились со своими товарищами флибустьерами и принялись также за морские разбои.
Поощряемые надеждой на большую добычу, веселую жизнь, и покровительствуемые правительствами, отряды флибустьеров приняли вид законного войска, и подвиги их были поставляемы в одну категорию с правильными военными действиями. Многие плантаторы бросали свои занятия, заводили небольшие суда и, желая обогатиться морскими разбоями, соединялись с флибустьерами. Но как не легко было приобретать такие суда, то они садились на утлые лодки и пускались в море, чтобы встретить неприятельские корабли. При этих первоначальных попытках они следовали почти всегда одному плану: подстерегали испанцев у мыса Альварес, куда те обыкновенно привозили на небольших кораблях предметы торговли для Гаваны. Нападения были всегда удачны; отняв множество этих богато нагруженных судов, отводили их к Тортуге, где продавали весь груз европейским корабельщикам. Это поставило их наконец в возможность запастись всеми потребностями и пуститься на обширнейшие действия.
Таковы были обыкновенные успехи береговых братьев. Променяв свои лодки на корабли, они посещали берега Мексики и брали множество больших и малых судов; это было тем легче, что в этих морях не ждали никаких неприятелей. Между прочим овладели они двумя большими испанскими кораблями, назначенными в Каракас и нагруженными серебром. Призы были отвезены на остров Тортугу и этот успех электрически подействовал на всех плантаторов; теперь уже все решительно хотели участвовать в таком выгодном ремесле. Вскоре собралось до двадцати больших разбойничьих судов.
Тортуга сделалась метрополией флибустьеров. Они были уверены, что найдут здесь не только защиту, но и удовлетворение потребностям всякого рода, даже увеселения, приличные их грубой жизни. Пиры, игры, музыка, пляски и женщины были единственным занятием их по возвращении из наездов. Главною приманкою при этом были непотребные женщины, которые, привлекаемые надеждой на добычу, стекались со всех сторон и составляли пеструю толпу, в которой находились образчики женщин всех народов света.
Наконец, однако, французское правительство изъявило свое неудовольствие на постоянное, мало ограниченное покровительство, оказываемое флибустьерам. Оно полагало, что издали видит вещи правильнее местных правителей. В 1684 году отправило оно двух комиссаров, кавалеров Сен-Лорана и Бегона на Сан-Доминго, для искоренения всех злоупотреблений. Люди эти были убеждены в необходимости безусловной покорности флибустьеров, которых считалось тогда слишком 3000 человек. Они удивились, зачем флибустьеров не принуждают при отправлении на грабежи и возвращении с них объявлять формально о значительности отряда, о числе убитых, о количестве добычи и т. д., зачем им позволяют иметь сношения с англичанами, зачем предоставляют им собственный суд и расправу и много других преимуществ власти, наконец, отчего предоставляют их доброй воле вносить или не вносить десятину добычи в пользу казны.
Между тем своевольное исполнение этих требований и составляло сущность республики пиратов, с которыми при бессилии Франции должно было обходиться с крайней осторожностью. Это скоро растолковали комиссарам, и они вполне убедились, что флибустьеры, большею частию французы, хотя и признают владычество Франции, но исполнены глубоко укоренившимся сознанием своей независимости, при малейшем принуждении перейдут к англичанам, а потому сами сделались ходатаями за флибустьеров.
Но гордого Людовика XIV и его министров не легко было убедить в этом. Кабинетный министр, маркиз де-Сеньеле, писал комиссарам, «что они ложно судят о флибустьерах; что отнюдь не следует уничтожать морской торговли испанцев, потому что она приносит другим нациям более пользы, чем самой Испании; что Франция извлекает из нее большую пользу, и потому особенно должно стараться отвлечь флибустьеров от морских набегов и обратить в мирных земледельцев».
Эти выражения были политически верны и хорошо обдуманы, но невозможны в исполнении. Губернатор Кюсси, приобретший уважение пиратов мужеством, добродетелями и бескорыстием и вообще бывший достойным наследником Ожерона, попытался, однако же, исполнить желание двора. Но предложение его о мирной жизни вывело из себя флибустьеров, привыкших к дикой, роскошной жизни, и с этой минуты он лишился всей их доверенности – они сделались врагами его. Несмотря на то, Кюсси еще не отказывался от попытки удовлетворить по возможности требованиям двора, но следствием этого было то, что колония лишилась половины своей страшной милиции, и произошел раздел, приведший в 1684 году знаменитый, можно сказать, бессмертный поход флибустьеров в Южный океан.
Глава 3
ОБРАЗ ЖИЗНИ, НРАВЫ, ОБЫЧАИ И ЗАКОНЫ ФЛИБУСТЬЕРОВ
Прежде, чем приступим к описанию подвигов флибустьеров, представим краткий очерк их нравов, образа жизни, правил и законов общества. Последние состояли, впрочем, из условий, заключенных только на определенный срок, часто на одну какую-нибудь экспедицию, и хотя начальники иногда нарушали их, но подчиненные всегда исполняли их безусловно, как непреложный закон.
В отношении к человеческому достоинству, флибустьеры имели высокое понятие о своей независимости, и каждый делал, что хотел, не спрашивая приятно ли это его товарищу. В пример тому можно привести поступки их на мелких, открытых судах, где одни пели, кричали и шумели, когда другие хотели спать и не смели даже сердиться за это. Такие неудобства, испытывавшие терпение, поощрявшие мужество и приучавшие их к лишениям, должно было сносить без ропота: этого требовал закон, так же, как и большую честность друг против друга. Если кто-нибудь нарушал ее, обокрав, например, своего товарища, то его ожидало ужасное наказание: его формально лишали звания и достоинства флибустьера, без съестных припасов, нагого высаживали на пустынный остров, где он почти всегда умирал ужасною голодною смертию. Терпение их было непостижимо. Они сносили голод и жажду, недостатки и величайшие труды с равнодушием, возбуждавшим удивление; никакое лишение не было в состоянии возбудить в них ропот.
Название флибустьеров, происходившее от английского слова free Booter (пираты), искаженное впоследствии французами и превращенное в слово флибустьеры, слишком напоминая хищническое ремесло, было ими не слишком принято. Они предпочитали коренное название: буканьеры, но еще охотнее называли себя береговыми братьями (freres de la cote).
Решения этих людей были скоры и почти всегда неизменны. Дав слово однажды, никто не мог взять его назад, и согласие, данное на предложение участвовать в предполагаемом предприятии, считалось ненарушимым. Уже впоследствии раздумывали, впрочем, не об успехе, но о лучших средствах к удачному исполнению.
