Вот так и вышло, что в комнате, где Урзель занималась рукоделием, постепенно скопилось несколько годовых комплектов журнала «Альтбайрише хайматпост», вероятно, самого безобидного изо всех иллюстрированных изданий, в ряд выпусков которого супруги Гразеггер дали анонимные частные объявления с мастерски зашифрованной важной информацией:
Ищу деревянную Мадонну итал. мастера Гарибальдо Коминотти, для себя, не дороже 2100 евро, только с экспертизой Л. Пачи. Предложения напр. в редакцию с пометкой: «Для К. Хюльзенбека».
Вот так все было элементарно. Правда, в работающем как часы совместном бизнесе Гразеггеров и Свободы, своего рода международной экспедиторской службе, имелось одно слабое место, таящее в себе определенный риск.
— Что за слабое место?
— А вдруг все эти убийства когда-нибудь решат повесить на нас? На такой случай нам надо иметь особый план.
— Если вдруг поднимется скандал, как с Кеметером?
— Да. Непредвиденная эксгумация тела — и мы пропали. А если во вскрытой могиле обнаружат какого-нибудь бандита, у которого, так сказать, еще торчит нож в спине, то это уже нельзя будет квалифицировать как мелкое нарушение местных правил захоронения…
— Уже целых десять лет у нас не было ни одной эксгумации.
— Тем не менее такая опасность существует.
Решить эту задачку им тоже помог Свобода. Однажды, удачно провезя очередной груз через все границы, спустив его с горы и спрятав в промежуточном хранилище, он положил на стол перед Гразеггерами конверт.
— Что это? Накладная?
— Да, почти. Страхование жизни.
В конверте лежали три фотографии. На первой был изображен пожилой мужчина, удящий рыбу.
— Это ваш работодатель, Луиджи Цаннантонио. Снято с помощью телеобъектива. Имя и адрес написаны на обороте.
На втором снимке был запечатлен обрывок газеты с фотографией молодого человека, который, судя по заголовку, пропал без вести десять лет назад, и родные отчаянно искали его. «Кто видел его последним», «кто владеет какой-либо информацией о нем» — и так далее, обычные в таких случаях фразы.
— Однако это была, в виде исключения, не мафиозная разборка, — пояснил Свобода. — Просто драма на почве ревности. А вот тут — конец этой драмы.
С этими словами он положил на стол третье фото, сделанное на месте преступления. На нем был изображен мертвый мужчина, в некотором отдалении виднелось море, легко идентифицируемое как Мессинский пролив. В кадре присутствовала и колокольня старинной церкви, на которой отчетливо был виден циферблат. С учетом свежего выпуска ежедневной газеты, который сжимал в руке убитый, фото исчерпывающе отвечало на все вопросы — «как», «когда» и «где».
— Честно говоря, вот такая фотография, как эта, третья, кое-чего стоит. Однако я считаю, дела идут отлично, и поэтому можно немного инвестировать в безопасность. Предлагаю заказывать такие фото при каждом новом эпизоде.
— Ты уверен в надежности этого способа?
— Абсолютно. Максимум, что вам потребуется, — доказать, что вы в тот день не были в Италии. Как именно доказывать? Ну, пошевелите же хоть раз извилинами!
Игнац и Урзель расположились на террасе своего дома, усиленно шевеля извилинами. В конце концов план был придуман, и супруги даже слегка возгордились собой. Каждый вечер они будут фотографироваться (как правило, об этом можно попросить туристов) около киоска у церкви. Пусть на первом плане хорошо просматриваются ежедневные выпуски газет, на заднем — часы храма, а в отдаленной перспективе гордо высятся вершины гор. С помощью этих снимков можно доказать, если потребуется, что уважаемые владельцы похоронной фирмы «Гразеггер» не имеют никакого отношения к насильственной смерти тех, чьи тела они прячут в могилах. Свобода был прав. В этом и заключался запасной план. Если их грязные делишки когда-нибудь всплывут на свет божий, то они легко докажут, что всего лишь прибирали трупы, однако не имели никакого отношения к их бытию, если, конечно, в данном случае уместно говорить о бытии. Маленькая загвоздка состояла в том, что подобные фотографии, естественно, не опубликуешь в «Альтбайрише хайматпост». Но можно хранить их на компактной, удобной флешке и так зашифровать файлы, что для непосвященных они будут выглядеть бессмысленным набором символов. Этот предмет, естественно, не стоит засовывать в бельевой шкаф к трикотажным майкам. И закапывать на участке тоже. Флешку надо спрятать в каком-нибудь учреждении, открытом для свободного доступа, например, на заброшенном чердаке концертного зала.
— Надеюсь, в концертном зале не случится никакой катастрофы, — сказала Урзель в тот вечер на террасе.
21
В полицейском участке все были в сборе — ждали только Губертуса Еннервайна и Марию Шмальфус.
— Слушайте, я непременно должен показать вам кое-что интересное, — заявил Хёлльайзен. — Пойдемте-ка во двор.
Он повел коллег на террасу, прилегающую к совещательной комнате. Оттуда открывался вид на живописный луг — тот самый, которым полицейские любовались утром, на перекуре без сигарет. На этот раз Хёлльайзен стал демонстрировать гостям какие-то шероховатости на стене здания.
— Мы тут недавно все покрасили, однако небольшие выбоины все-таки видны. Они от выстрелов! Их специально не стали зашпаклевывать — на память. Ну, что скажете? Наверняка вы и представить себе не могли, что в нашем идиллическом уголке возможно такое.
Все стали ощупывать неровности на стенке.
— Неужели это следы выстрелов? Что же тут произошло? — спросила Шваттке.
— Давно это было. Как-то мы поймали одного разбойника и заперли здесь, в участке. А его дружки шли у нас на хвосте и в конце концов попытались отбить нашего пленника с оружием.
— «Мы»?! Неужели вы тоже были участником той операции, Хёлльайзен?
— Да. На генетическом уровне, так сказать. В операции участвовал мой отец. Он тоже служил в полиции, я пошел по его стопам. В то время, правда, полицейские назывались жандармами. Мне кажется, так было гораздо красивее…
— Из-за чего же случился весь сыр-бор?
— В двух шагах отсюда пролегает граница с Австрией. Вон там, в горах, глядите. — Хёлльайзен показал на восток, на устрашающе вздымающиеся в небеса пики. — Видите тот скалистый гребень? Стоит, будто стена — почти строго вертикально. С одной стороны Бавария, с другой — уже Австрия.
— На него можно взобраться?
— Ну, если вы когда-нибудь работали канатоходцем в цирке, тогда, может быть… Однако на границе имеется несколько участков, преодолеть которые сравнительно легко, не то что этот гребень. В те времена границы не были открыты, и сильную головную боль нам доставляли контрабандисты, действовавшие целыми шайками. Заниматься подобными делишками, как и браконьерством, в шестидесятые было еще выгодно.
— А может быть, Георг Еннервайн, прототип героя той песни, браконьерствовал именно в этих местах? — спросила Николь Шваттке, на сей раз особенно не усердствуя в баварском произношении.
