— Хорошо. Пойдемте. Подождите только секундочку…
Паули снова взял в руки автомат.
— Не оставлять же его тут, в гостиной, верно? Мои неженки-родители точно свалятся в обморок при виде этого чуда.
— Обморок им обеспечен и без того. Пошли!
— Нет, я хочу сперва спрятать оружие.
— Здесь, в квартире? Или, может, сразу уж на чердаке? Эта идея мне не нравится. Бери его с собой.
— Неужели вы хотите идти через весь город с игрушкой, которая как две капли воды похожа на настоящий автомат Калашникова?
— Нет, конечно. Найди какую-нибудь сумку.
Однако в хозяйстве Шмидингеров не нашлось сумки, подходящей по размерам для автомата — даже со сложенным прикладом, в коем состоянии его длина составляла 645 миллиметров. Мария заглянула на кухню и нашла там красивую оберточную бумагу для цветов.
— Этого вполне достаточно. Мы идем в больницу с букетом.
Когда Мария с Паули вошли в палату Еннервайна, тот уже сидел на кровати и в воздухе, казалось, плясали тысячи вопросительных знаков.
— Если бы вы не были в постели, я бы сейчас сказала: сядьте, пожалуйста, — улыбнулась Мария.
— Э-э… Вы принесли мне цветы?!
— Разворачивай, Паули.
В следующее мгновение у Еннервайна отвисла челюсть.
— «AK-сорок семь». Надеюсь, что это…
— Талантливая подделка, — пояснил Паули. — Так называемый муляж оружия.
— Благодарю за пояснение, — буркнул гаупткомиссар.
— Пойду спрошу у медсестер, не найдется ли у них подходящей вазы для этого «букета», — подмигнула шефу Мария и направилась к выходу. — А молодой человек пока поведает вам кое-что интересное.
— Слушаю, — сказал Еннервайн, когда коллега исчезла.
Мальчишка рассказал свою историю еще раз — без лишнего смущения, во всех деталях, но при этом не отклоняясь от главной темы. Как видно, Мария сумела внушить ему доверие. «Настоящее профессиональное достижение с ее стороны», — мысленно восхитился Еннервайн. Значит, этой женщине можно доверять, и он тоже, пожалуй, раскроется перед ней, расскажет все без утайки о своей противной болячке. Но только после того, как в расследовании будет поставлена точка. А это произойдет совсем скоро, раз главный виновник происшествия уже найден. Прямо завтра он поговорит с Марией. Или послезавтра. Ну или на следующей неделе — тоже будет в самый раз.
— Это, конечно, замечательно, что ты выложил все начистоту, — сказал Еннервайн. — Сядь рядом со мной, я не кусаюсь. Одно только должен сказать тебе, дружок: ты избавил бы нас от массы лишних хлопот, если бы…
— Да, простите, пожалуйста, — перебил его Паули Шмидингер.
— А вчера? — с нажимом спросил гаупткомиссар.
— Что «вчера»?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Сейчас ты рассказал мне о событиях позапрошлой недели, а теперь я хочу знать, что ты делал вчера, то есть в прошлое воскресенье.
— Вообще-то я понятия не имею, что там опять стряслось на чердаке, господин комиссар, но на этот раз я совершенно ни при чем. Вчера я весь вечер сидел в своей комнате и читал книжку. Если желаете, могу пересказать вам содержание…
— Очень остроумно, — хмыкнул Еннервайн. — Встань-ка вон там, у кровати. Я хочу провести маленький эксперимент.
Паули послушно подошел к тому месту, на которое ему указали. Еннервайн закрыл глаза и сел на постели. Затем вдруг сделал выпад в сторону подростка — резко перегнулся пополам, вцепившись обеими руками в грудь Паули.
— Ой, больно же!
— Подумаешь, ерунда какая. Вот мне — действительно больно. Живого места нет.
Тот человек, которого Еннервайн на мгновение поймал вчера, был примерно того же роста, что и Паули, однако совсем другого телосложения. Вчерашний противник — мускулист, ловок, натренирован, и этому угловатому мальчишке с вялыми мышцами очень далеко до него. Да, без сомнения: это просто небо и земля.
— Вчера в меня стреляли, — сказал Еннервайн.
— Что? — изумленно вскричал Паули. — Стреляли?! И вы решили, что это я?.. Из боевого оружия? Да я бы никогда в жизни…
— Ну-ну, — строго осадил его Еннервайн. — На того, кто размахивает поддельным автоматом, подозрение падает в первую очередь. Кто знает, может быть, такой человек умеет стрелять и по-настоящему.
— Я никогда в жизни не держал в руках боевого оружия! — с жаром заверил Паули.
— Однако делать взрывчатку ты уже пробовал?
Паули вздрогнул.
— Какую еще взрывчатку?!
— Мы нашли на чердаке ее составляющие. Например, средство для удаления известкового налета и отбеливатель.
— A-а, так это вы о той допотопной коробке моющих средств? Так бы сразу и сказали. Она стоит там уже несколько лет. С тех самых пор, как мой излишне впечатлительный папочка обнаружил на чердаке висельника и забыл туда дорогу.
«Значит, это всего лишь бытовая химия, — с облегчением подумал Еннервайн. — И хитроумная версия насчет взрывников тоже, к счастью, рассыпается».
Оба поглядели в окно. Громада Веттерштайна казалась в этот момент бледно-голубоватой.
— И что теперь со мной будет? — спросил Паули.
— Ну что… Тебя еще немножко помучают расспросами, как без этого. Я напишу отчет, его прочитают те, кому положено, а потом зададут тебе несколько вопросов. Искренне советую говорить только правду. Если бы ты объявился сразу же после происшествия, то оказался бы в более выгодном положении.
— Но ведь вы понимаете меня? Мне было страшно. И я до сих пор боюсь.
— До сих пор? Кого же ты боишься?
Паули не ответил. «Ну и ладно», — подумал Еннервайн. Наконец гаупткомиссар сказал таким непринужденным тоном, каким только мог:
— Пойми, ты отделаешься тем легче, чем подробнее будет описана в протоколе твоя помощь следствию. Но если к случившемуся имели отношение твой отец или твоя мать или они вместе, то ты больше ничего не должен говорить. Ты знаешь это…
— Да-да, конечно, из судебных телешоу. Однако дело вовсе не в этом. Мой отец здесь ни при чем, не говоря уже о матери…
— А кто же тогда причастен к этому?
— Точно не знаю. Честно говоря, до всей этой заварухи я несколько раз лазил на чердак и думал, что я единственный, кого притягивает это место. Но это оказалось не так. Когда я пробирался туда, то всегда запирал за собой входную дверь на ключ. Иногда, правда, проникал на чердак через слуховое окошко, но больше так никто, кроме меня, не делал. У кого-то явно был дубликат ключа. Несколько раз какой-то неизвестный входил на чердак при мне, и в эти моменты я тут же прятался в зазор между полом и потолком.
— Это был один и тот же человек?
