Личности и герои внутри книг были для меня такими же симпатичными и интересными, как и люди вне книг. Поэтому книга, подобно будильнику, стала для меня своего рода точкой пробуждения. Закончив третий класс среднего, основного школьного курса, я начала поглощать все, что носило название книги. Я читала, проглатывала и переваривала любую книгу, которая мне попадалась. Мы с Зари устраивали состязания по чтению книг. Чтение художественной и религиозной литературы, а также поэзии лично для меня было хорошим развлечением. На лето у каждого из нас была своя программа. Разумеется, осуществления контроля над десятью-двенадцатью детьми в одном стометровом доме и обеспечение их пропитанием – дело непростое, требующее учета. Через день моя мать пекла хлеб. Она была большой умелицей, владела разного рода навыками и мастерством. По утрам я просыпалась от аромата домашнего свежеиспеченного хлеба, древесных поленьев и хлебной печи. Имитируя петушиное кукареканье, мы переворачивались в своих постелях с одного бока на другой. А когда первый луч солнца касался стен нашего дома, мать говорила: «Девочке не пристало валяться в постели до полудня!» А отец, в дополнение слов матери, говорил мальчикам: «Мужчина под пригретым солнцем одеялом становится ленивым и вялым».
Мы вставали, и каждый из нас брался за какое-нибудь дело. Я обычно помогала матери – месила тесто или раскатывала лепешки. Днем, после обеденной трапезы, после того, как мы убирали со стола и властитель небосвода – солнце – достигало зенита, отец снабжал нас подушками и, не допуская каких-либо возражений, укладывал на послеобеденный сон. Я всегда боролась со своими глазами, чтобы прогнать с них сонливость. Отец, который, как правило, бывал самым уставшим, раньше всех нас засыпал, сидя. Как только раздавался храп отца, мы по одному вскакивали и разбегались каждый по своим делам. Мы встречались с Зари и Махназ, которые таким же способом уклонялись от послеобеденного сна, брали в руки деревянные прутики и начинали гоняться за стрекозами, которые то взмывали вверх, то стремительно падали. Но при всех этих шалостях мы регулярно и прилежно ходили в мечеть.
В тот год госпожа Хасели наряду с Кораном преподавала нам и основы арабского языка. Единственным ее условием для обучения нас арабскому языку было то, что мы после каждого занятия должны были объяснять другим, не пришедшим в мечеть, ребятам новые темы и слова. После окончания учебного года отец говорил нам: «Быстро оторвите чистые, неисписанные листы в ваших тетрадях, потому что, когда вы спите, шайтан приходит и измалевывает ваши тетради и чистые листы». Как хорошо было верить всему, что говорит отец! И мы до того, как явится шайтан, послушно отделяли чистые листы бумаги, оставшиеся неисписанными в наших школьных тетрадях, и отдавали их отцу, а он сшивал эти листы и мастерил из них новые тетради на новый учебный год, или же я красивым почерком писала в них разные излюбленные мной рассказы из Корана, к примеру, рассказы о его светлости Юнусе (Ионе), его светлости Ибрахиме (Аврааме), ее светлости Марьям (Марии), и затем раздавала их своим друзьям.
Глава третья
Революция
Наступил новый 1356
[29] учебный год. И снова школа, учителя, уроки, с которыми, однако, на этот раз мы начинали новый учебный этап. Я снова оказалась первоклассницей. Несмотря на то, что я перешла в первый класс дабирестана (старшие классы школьного курса), у меня было ощущение того, будто меня сбросили с вершины горы к ее подножию.
Мне совершенно не нравилась нелогичная, на мой взгляд, школьная система, предполагавшая начало каждого нового из трех школьных этапов с первого класса. Это обескураживало меня и приводило в смятение. Дойдя до пятого класса дабестана – начальной школы, я была в преддверии подросткового периода и пубертата, и вдруг меня перекинули в первый класс средней школы, и как я старалась быстрее попасть в ее третий, последний класс, а теперь меня перебросили в первый класс дабирестана – дабирестана имени доктора Мосад-дыка.
В тот год наша школьная форма была синего цвета. Длина платья непременно должна была быть выше колена на один сантиметр. Платье дополняли белые чулки, белый пояс и черные туфли. Пространство дабирестана была в четыре раза больше, чем площадь школы-рахнамайи «Шахрзад». Школа-дабирестан имени доктора Мосаддыка была самой крупной женской школой в Абадане. Тот год, по сравнению с предыдущими годами, имел кардинальное отличие – Зари, несмотря на все ее шалости и озорство, с хорошими баллами поступила в школу имени Фирдоуси, находившуюся в административном квартале. Она была очень способной девочкой. Единственной ее проблемой было то, что она не могла нормально воспроизводить имевшиеся у нее знания из-за своего заикания.
Школа имени доктора Мосаддыка отличалась от других не только обширной территорией и большим числом учащихся, но и присутствием в ней крупных и языкастых девочек, учившихся в одиннадцатом и двенадцатом классах, оставшихся со времени прежней системы образования. Несмотря на то, что между нами и ними с точки зрения учебной дистанции было всего три года, все называли нас «первоклашками», а их – «двенадцатиклассниками». Возрастная разница между нами и ними вызывала в нас чувство страха и примешанное к нему чувство уважения. Это, в основном, были девочки, которые любыми путями хотели получить аттестат, но каждые два года оставались на второй год. Подобно цыплятам, которые боятся быть раздавленными под ногами, мы разместились среди них. Нас, старшеклассниц, а также тех девочек, которые учились по старой школьной системе, в присутствии директора построили на заднем дворе школы и распределили по классам. Директор и завучи по воспитательной работе держались так, что внушали всем уважение и страх. В обоих школьных дворах, где проходили торжественные церемонии, чинно стояли учителя. И только господин Юсефи – учитель литературы, который все время был чем-то недоволен, метался между двумя этими дворами. Всякий раз, когда, направляясь к себе в кабинет, он должен был пройти мимо группы девочек, у него начинали заплетаться ноги. Я не могла отождествить в своей голове предмет, который он преподавал, с его поведением. А вообще я обожала литературу и сочинения. Присутствуя на этих уроках, я растворялась во времени и пространстве. В противоположность школе «Шахрзад», в моей новой школе имелась большая библиотека, но находилась она во дворе учащихся старой системы – «двенадцатиклассников». Понемногу я стала вхожа в библиотеку, которая сделалась для меня своего рода рабочим пространством. Я переписала красивым почерком перечень всех имеющихся там книг, исправила все стертые номера, поменяла обложки, после чего мое присутствие в библиотеке стало стабильным и безусловным.
Однажды утром, сидя на уроке господина Юсефи, мы писали сочинение. Тема была очень своеобразная – не из тех, на которые мы обычно писали сочинения. Звучала эта тема так: «Если бы вы были на моем месте…».
Какая трудная тема! Я задавала себе вопрос: «Как же я могу поставить себя на место господина Юсефи и описать его?! Как я могу поменять свой характер, поведение и внешность, чтобы уподобиться ему?».
