Кивнув в знак согласия, полковник сказал: «Да, они могут действовать и вопреки международным законам и не освободить вас».
Послеполуденный зной был нестерпим. Лучи солнца на протяжении долгих часов беспощадно втыкали свои иглы в наши головы. У меня ужасно болела голова. Болело все тело от ударов, наносимых стволами автоматов. Но я не хотела, чтобы день заканчивался. Я боялась ночи, которую мне предстояло провести, будучи в плену. От одной мысли, что я не смогу видеть, что происходит вокруг меня, мной овладевал ужас. Приехала грузовая машина. Без учета вместимости грузовика всех братьев, находившихся в яме, погрузили в него, подобно камням и мусору. Даже стариков и немощных брали за руки и за ноги и бросали в кузов грузовика.
Присутствие братьев-бойцов, хотя и пленных, придавало нам уверенность и спокойствие. После того, как их увезли, место нашего содержания превратилось в обитель скорби. Пока братья были с нами, мы не так сильно ощущали присутствие баасовцев. Однако после их отъезда мы остались втроем и стали объектом их пристального внимания – малейшее наше движение отслеживалось десятью-двенадцатью вражескими солдатами. Доктор Азими, не видевший ничего, постоянно спрашивал о дислокации иракцев. Неожиданно охота на иранские силы приостановилась, и баасовцы занялись подготовкой к каким-то перемещениям. Затем они принялись ужинать, и этот процесс у них сопровождался большим шумом. А доктор Азими, я и Марьям приготовились к совершению вечернего и ночного намаза. Доктор Азими сказал: «Сестра, в своих молитвах испросите у Господа терпения и вознесите благодарность Всевышнему. Не волнуйтесь, все мы – под сенью милости Аллаха».
После намаза я снова начала читать полковнику Коран. Если во время чтения, из-за того, что мысленно отвлекалась на происходящее вокруг, я пропускала какой-то айат, доктор Азими со свойственной ему бдительностью и спокойствием поправлял меня. Было очевидно, что он слушает очень внимательно и знает наизусть эти суры.
Солдат, охранявший нас с утра, ушел и передал свой пост другому. Новый охранник, весьма крупного телосложения, был либо наивным, либо притворялся таким. После того, как он опустошил не меньше пяти баночек консервированной фасоли и разбросал их вокруг, он закурил сигарету и стал прохаживаться туда-сюда. Наступила ночь. От страха я не могла сомкнуть веки. Я ощущала сухость в глазах. С предельным любопытством я наблюдала за тем, что происходит вокруг. Я постоянно спрашивала доктора Азими, который был жителем Хоррамшахра и знал арабский лучше, чем мы: «Доктор, что они говорят?»
Он, в свою очередь, тоже спрашивал нас о численности и положении иракских военных. Мы все трое будто напрочь забыли о своих физиологических потребностях – мы не чувствовали ни голода, ни жажды, ни даже необходимости сходить в туалет. Было уже за полночь. Несмотря на всю нашу бдительность и на то, что мы следили за каждым движением вокруг нас, мы не заметили, что приставленный к нам солдат-баасовец куда-то исчез.
Движение свелось к минимуму. Я попросила Марьям поменяться со мной местами. Я медленно легла на землю и поползла к краю стены, о которую мы опирались. Выглянув наружу, я увидела солдата-баасовца, растянувшегося на земле и положившего свое оружие рядом. Похоже, он спал мертвым сном – до нас отчетливо доносился его громкий храп. Доктор был занят совершением ночного намаза. Я тихо сказала Марьям: «Что ты думаешь по поводу того, чтобы забрать его оружие и незаметно уйти отсюда втроем? Он спит как убитый и до утра даже не шевельнется».
Марьям не успела ответить, как доктор, совершавший намаз, повторил несколько раз: «Аллах Акбар, Аллах Акбар».
Марьям сказала: «На что ты надеешься, на наше “мастерство”? Мы же не умеем пользоваться оружием! Ты думаешь, тех восьми часов военной подготовки, которые мы прошли у господина Садра, достаточно?! Оставь эти партизанские игры!»
Доктор, поняв, что я полна решимости осуществить свой замысел, прервал свой намаз, оставив его незаконченным, и сказал: «Этот иракец не один, вокруг полно солдат. А этот спящий только прикидывается, а на самом деле не спит».
Я спросила полковника: «Доктор, у него автомат, вы умеете обращаться с этим видом оружия?»
«У меня нет глаз, я даже не могу видеть землю, на которую наступаю. Будьте благоразумны, покоритесь Божественному провидению и доверьтесь Всевышнему. Судьбе было угодно, чтобы вы оказались в плену. Ни один из нас не был пленен по собственному желанию. Вы были избраны для этого пути. Разве вы не оказались на этом пути ради кучки сирот и несчастных детей? Вами двигало благое побуждение. А после вы опять же направлялись в регион для оказания помощи фронту. Вы приложили усилия ради совершения благого дела, поэтому любое приключение на этом пути должно расцениваться как благо. Да, миссия наша становится горькой, но Всевышний неизменно является источником добра и блага. Не сомневайтесь во благости вашего дела. Ни одна судьба не лишена причастности к Божественной воле», – сказал доктор.
Я сказала: «Доктор, если уходить, то вместе. Любое решение будет принято нами троими совместно».
Мы немного посовещались, но ни доктор, ни Марьям не были согласны с моим планом. Прошло около двух часов, и «злой дух» проснулся. Я поняла это по запаху дыма сигареты, которую он закурил. Он положил автомат на плечо и снова зашагал туда-обратно. К баасовцам прибавилось еще трое солдат. И снова начались шепот, тяжелые взгляды и слова, смысла которых мы не понимали. Вновь прибывшие солдаты сделали нам знак, чтобы мы встали и шли к ним. Не обращая внимания на их знаки и слова, я взяла руку Марьям, крепко сжала ее и сказала: «Мы теперь – сестры и ни при каких обстоятельствах не расстанемся».
Увидев безразличие с нашей стороны, они сами подошли к нам. Один из солдат сказал: «Здесь – Абадан, у вас есть два часа, чтобы уйти отсюда. Мы поможем вам». Поскольку они говорили на арабском, я понимала не все их слова. Доктор, который в этот момент совершал намаз, произнес громко: «Аллах Акбар, Аллах Акбар».
Закончив совершение намаза, доктор сказал, обращаясь к солдатам: «Они не знают арабского». Тогда те велели доктору: «Переведи им!» Доктор, переведя нам их слова, добавил уже от себя: «Не поддайтесь их обману!» Я сказала: «Доктор, если мы уйдем, мы уйдем вместе втроем».
Солдат-баасовец сказал: «Нет, мы можем освободить только вас двоих, потому что вы – женщины». Несмотря на то, что я поняла суть дела, я спросила их: «Какой дорогой нам уйти?»
Путь, который он указал, был неверным. Поэтому мы еще больше усомнились и заподозрили их в том, что они замыслили что-то неладное. Так как доктор Азими был ранен и мы не хотели оставлять его одного, мы не приняли предложения солдат уйти. Однако те настаивали на том, чтобы мы ушли, а мы, в свою очередь, продолжали твердить, что останемся с доктором. Доктор был хорошим поводом, чтобы остаться. Я сидела между доктором Азими и Марьям. Солдат-баасовец, теряя терпение, стал тыкать в голову Марьям стволом своего автомата. Марьям схватила рукой край дула, отвела от своей головы и закричала: «Нечестивый! Убирайся с глаз моих! Ты предлагаешь мне свободу под страхом оружия?!»
Они спросила доктора: «Что она говорит?» Я не знаю, как доктор перевел им слова Марьям, однако после этого они молча удалились. Спустя полчаса к нам пришли шестеро других солдат и сказали: «Мы должны доставить доктора Азими в больницу».
