– От кого, от моей сестры?!
– Нет, от пилота истребителя «Фантом» Мохаммада-Резы Лабиби. Он утверждает, что видел твою сестру вместе с тремя другими сестрами.
– Дайте мне письмо!
– Письмо ты должен взять в Комитете Красного Полумесяца. Все письма отправлены туда.
Я помчался в контору Красного Полумесяца. Я не шел, а летел туда. Забежав внутрь, я с торжественным видом заявил: «Для меня сегодня есть письмо!»
Мне ответили: «Господин Абад, Вы же знаете, что сюда приходят только письма для тех, чьи пленные родственники имеют порядковый номер».
Я повторил еще более уверенным и напряженным голосом: «Для меня есть письмо, и именно сегодня!»
– От кого письмо?
– От одного военнослужащего – пилота, от одного большого человека.
Я говорил так уверенно и четко, будто открыл какую-то великую истину. Чем серьезнее я становился, тем с большим спокойствием и улыбкой на лице они мне отвечали. Вопреки предыдущим дням, когда я в разговоре умолял их, склонив голову, в тот день я разговаривал с ними с претензиями в голосе, выпячивая грудь. Несчастные сотрудники работали с раннего утра и теперь, после двенадцатичасового рабочего дня, столкнулись с проблемой моего письма. Мной овладело сильное, похожее на сумасшествие чувство. Я повторил: «Почему вы не отдаете мне мое письмо?!»
– Знаете, тот пленный пилот, о котором вы говорите, еще не написал письмо даже для своей семьи, его семья представления не имеет, где он находится, как же он мог в таком случае написать вам?
– Я знаю даже текст письма!
– Господин инженер! Вам, вероятно, что-то приснилось. Вы же, слава Богу, образованный человек. Как может написать вам письмо пленный, у которого нет номера и которого вы не знаете?
Только тогда мне стало ясно, почему те старики из Ардебиля не могли понять, что нельзя отправить для Мохаммада-Али, который в плену, деревенское масло. Боль пребывания в неведении лишает человека разума и понимания.
Я сказал: «Госпожа, предположим, что я – не инженер, я – необразованный человек, лишенный рассудка и понимания. На мое имя пришло письмо, и я хочу получить его».
Я стал разговаривать на повышенных тонах, после чего господин Сейед Садреддин Садр
[151] – начальник Отдела пленных и пропавших без вести при Комитете Красного Полумесяца – вышел и пригласил меня к себе в кабинет. Я рассказал ему свою историю, после чего он сказал: «Все понятно. Вы приехали раньше посредника между Красным Крестом и Красным Полумесяцем. Подождите, пока он прибудет. Помогите нам разобраться с письмами, найдите свое и заберите его с собой. Мы ведь не собираемся присвоить ваше письмо. Мы отдадим вам ваше письмо так же, как отдаем письма других пленных их семьям».
В ту ночь мы допоздна разбирали письма и, наконец, госпожа Кафи – одна из сотрудниц Отдела пленных и пропавших без вести – нашла мое письмо. Взяв его в руки, я полетел, как птица. Я даже забыл извиниться и попрощаться. Я хотел поскорее обрамить письмо золотом.
Я десятки раз внимательно прочел письмо, так что выучил его наизусть. В письме фигурировало также имя Фатимы Нахиди, которая жила по соседству с нами. Я известил о письме ее семью и, конечно, всех членов нашей семьи, отца и мать. Теперь и у меня был кто-то, кому я мог написать ответ. Я написал отважному летчику Мохаммаду-Резе Лабиби письмо, в котором, поблагодарив его сердечно, попросил предоставить больше информации.
Мать круглыми сутками молилась за господина Лабиби и каждый раз, когда видела в небе самолет, говорила: «О Всевышний! Верни Мохаммада-Резу Лабиби домой здоровым и невредимым!»
Шел 1982 год. В то время некто, кому Красным Крестом был выдан порядковый номер пленного, подтвердил присутствие тебя и трех других сестер в Ираке. Более очевидное доказательство сложно было представить. Письмо летчика Лабиби было твердым основанием для законного расследования дела.
Несколько дней я был занят спорами с сотрудниками Международного Красного Креста и разбором документации. В это время мне позвонил доктор Садр и назначил встречу на следующий день, ничего не сказав относительно предмета предстоящего разговора.
На следующий день я приехал в контору Красного Полумесяца раньше, чем сами сотрудники. Еще не было даже шести утра, а я уже ходил взад и вперед перед закрытой дверью конторы и размышлял вслух: «Интересно, какое дело ко мне у доктора Садра. Что он хочет сказать мне?» Уже после меня приехали еще две семьи из провинции. Вскоре появился охранник и секретарь. Я смог зайти в кабинет к начальнику раньше всех. Доктор Садр зашел в офис одновременно с другими сотрудниками. Чтобы удовлетворить мое любопытство, он сказал: «К счастью, мы одну за другой получаем новости о пропавших без вести. Слава Всевышнему, ваша сестра тоже получила порядковый номер пленного».
Я не знал, что он имеет в виду, или, скорее всего, не мог понять смысла его слов – я был очень взволнован и одержим разными мыслями. Я спросил: «Это означает, что ее освободили?»
– Нет, – ответил он – это означает, что она нашлась, и Красный Крест подтверждает факт нахождения ее в плену. Вы знакомы с почерком Вашей сестры?
– Да, конечно!
– Вот, посмотрите, пожалуйста. Эта голубая бумажка – первое ее письмо, к ней еще прилагается фотография, которую сделали сотрудники Красного Креста.
Я взглянул на письмо. В нем было написано: «Я жива. Больница «Αρ-Рашид», Багдад. Масуме Абад».
По моему лицу потекли слезы. Я принялся целовать руки доктора Садра. Я выбежал на улицу в поисках магазина сладостей и фруктов. Магазины еще не открылись. Открыты были только лавки, где продавали калле-паче
[152] и халим
[153], но они уже сворачивались. С мольбами продать мне халим я показал письмо и фотографию продавцу и сказал: «Посмотри, это моя сестра, которая потерялась, а теперь нашлась». Продавец понял мое состояние, дал мне халим, назвал адрес и попросил вернуть ему посуду. В одной руке я нес казанок с халимом и несколько горячих лепешек, а в другой – твое письмо и фотографию. Мне не хотелось сворачивать письмо и класть его в карман. Я был так взволнован и полон радости, что здоровался с каждым прохожим и улыбался ему. Я то быстро бежал, то плакал, то останавливался, смотрел на фотографию и перечитывал письмо. Прохожие, глядя на меня, улыбались мне и спрашивали: «Брат, тебе не нужна помощь?» Я показывал им письмо и фотографию и говорил: «Моя сестра – сестра всех иранцев. Она нашлась, она жива, радуйтесь и вы тоже! Пусть все радуются! Пусть Иран радуется!» Мне хотелось сообщить всем тем, кому я рассказал историю твоего исчезновения, что ты жива. Казалось, все люди поняли, насколько я был счастлив в тот день. Тот день был днем моего сумасшествия. Видя спустя почти два года после того, как ты пропала, твой почерк и пару знакомых слов – ту самую фразу, которую ты пообещала регулярно писать Салману, я не помнил себя от радости.
