Однако я был очень обеспокоен тем, что письмо было написано в больнице «Αρ-Рашид». После того, как сотрудники отведали халима с хлебом, я снова пристал к бедному доктору Садру с расспросами. Я сказал: «В тот день я допоздна разбирал письма, и все они пришли из лагеря военнопленных. Почему же моя сестра написала письмо из больницы? Она больна или ранена?» Он снова взял фотографию и сказал: «Слава Богу, на этой фотографии, где она с сестрой Шамси Бахрами, она выглядит относительно неплохо. Однако мы не знаем, в чем дело, почему ваша сестра в больнице и почему она представила сестру Бахрами как Марьям Абад, то есть в качестве своей сестры».
Посмотрев на фотографию снова, я расплакался. Было видно, что за горькой улыбкой ты пытаешься скрыть все страдания и боль пребывания в плену. Я закрывал рукой твой нос и губы и вглядывался в глаза. В них кричали тоска и печаль. Затем я закрывал пальцами глаза и смотрел на губы. Я видел безотрадную улыбку, которая хотела утаить от наших глаз страдания и муки плена. Я подумал: «Масуме, как сильно ты постаралась уместить все свои эмоции, чувства и воспоминания в двух словах! В двух словах, написав которые, ты хотела остаться верной данному тобой обещанию: «Я жива…»
Глава седьмая
Лагеря «Мосул» и «Анбар»
Фотография и голубое письмо, в котором содержалась единственная фраза – «Я жива», были отправлены из больницы «Αρ-Рашид» в Комитет Красного Полумесяца Ирана посредством Красного Креста. Я, Марьям и Халима не имели сведений о местонахождении своих семей, поэтому мы сказали господину Хьюмену: «У нас нет адресов наших домов. Мы не знаем, на какие адреса писать письма». Он ответил: «Ваши дома были в зоне боевых действий, поэтому вам надо писать письма на адрес Красного Полумесяца Ирана».
Один из членов комиссии Красного Креста сказал:
– You have suffered immensely to visit us and register to the Red Croce, please promise us to eat the first and softest meal under medical supervision. Your health is important for us. Your families in Iran are surely waiting for your return
[154].
Затем они забрали фото и письмо и сказали, что из Ирана для пленных прислали подарок, которым все мы сможем пользоваться. Священный Коран с переводом на фарси ныне покойного Элахи-Комшеи был для нас самым ценным подарком, который на чужбине и в плену мог поддерживать в нас жизнь и надежду, подарить нам новое дыхание. Мы, все четыре, сели в круг, глядя на Коран и с любовью проводя по нему рукой. Когда мы смотрели на этот Коран, к горлу подступил копившийся в течение двух лет ком, и мы все невольно разрыдались. Слезы медленно и бесшумно текли по Корану. Представители Красного Креста с удивлением спросили: «What is this book about?
[155]»
Плач не давал нам возможности сказать что-нибудь. Они сами ответили на свой вопрос:
– That’s God’s book, like Bible
[156].
Я хотела сказать, что это – книга наставления, но подумала: «Не только! Это еще и книга благо-вествования». Хотела сказать, что это – книга счастья, но подумала: «Не только! Это еще и книга повествования». Хотела сказать, что это – книга о Судном дне, но подумала: «Не только! Это еще и книга о жизни». Хотела сказать, что это – книга о загробной жизни, но подумала: «Не только! Это еще и книга о мирской жизни». Поэтому я сказала: «Это – книга обо всем». Даже оставшись здесь на долгие годы, наедине с Кораном мы не будем одиноки. Свет и тепло, которое мы вбираем в себя от Корана, всегда будет поддерживать в нас жизнь.
Надеясь на Создателя и уповая на Него, мы смогли выбраться из той адской трясины, в которой, по словам Давуда – начальника тюрьмы, мы должны были остаться до конца жизни. Да, поистине, воля Всевышнего правит всем!
Сотрудники Красного Креста попрощались с нами, выразив надежду на новую встречу и сказав: «Мы потребовали от правительства Ирака оставить вас в больнице до полного выздоровления. Вы, в свою очередь, следуйте предписаниям врача».
Состояние каждой из нас было плачевнее состояния другой. У нас обнаружили внутреннее кровотечение желудка и кишечника. Сразу после принятия пищи, даже самой легкой, у нас начинались рвота с кровью или понос с кровью. Это усугубляло наше состояние и усиливало слабость. Еда возвращалась обратно нетронутой. Только после капельниц мы чувствовали облегчение.
В больнице у меня открылось новое восприятие мира. Из окна был виден больничный сад. Чем больше и глубже я вглядывалась в картину за окном, тем прекраснее мне казалось все, что там было. Закат и восход были для меня особенно захватывающими. Казалось, я впервые вижу красную розу, впервые слышу пение зарянки, сидящей на ветке. Стук капель дождя по стеклу был для меня настолько сладок, что я не хотела уснуть и лишиться наслаждения внимать этой упоительной мелодии. Единственное, что меня угнетало, были тревога и боль, которые испытывали за нас братья. Они все еще находились в тюрьме, и я не знала, владеют ли они информацией о нашем положении или нет. Я постоянно думала о том, каким способом вытащить их оттуда.
Во время нашего пребывания в больнице к нам в палату обычно заходили врач и медсестра, чтобы поменять капельницу, и кто-нибудь из техперсонала – убраться в палате.
Стоял конец мая 1982 года. К нам в палату зашел уборщик, который с большой опаской и осторожностью вынул из внутреннего кармана своего халата маленькую книгу «Мафатих аль-джанан»
[157] и незаметно подарил ее нам. Вытирая тряпкой пыль с наших кроватей, он потихоньку сделал нам знак, означающий победу. Этот знак свидетельствовал о нашей победе, но на все наши вопросы о том, что он имеет в виду, он только безмолвно смотрел на нас. Поскольку мы не хотели проблем для него, мы не стали настаивать на пояснениях, довольствуясь подарком и знаком.
В больнице прибавилось суеты и работы. Стали привозить и отвозить большое количество раненых, а мы по-прежнему оставались заключенными в палате, за дверью которой дежурил охранник. Иногда к нам в палату без предупреждения заходили командиры высокого ранга, получившие ранения или пришедшие навестить других раненых и желавшие посмотреть на нас вблизи. В те дни мы были в роли выставочных кукол.
Во время второй встречи с представителями Красного Креста мы предоставили им список имен всех братьев, которые выучили наизусть, и рассказали, в каких тяжелых условиях держат заключенных в тюрьме. Мы боялись, что после выздоровления баасовцы поместят нас обратно в тюрьму, а не в лагерь для военнопленных, хотя именно перемещение из тюрьмы в лагерь и было целью объявленной нами ранее голодовки. Представители Красного Креста ответили: «Номер, выдаваемый пленному, очень ценен. Ради получения этого номера вы прошли через множество трудностей и страданий. Будьте уверены, что вы не вернетесь в тюрьму. Однако в лагере, куда вы отправитесь, сложная ситуация с точки зрения питания и санитарных условий, и вы пока не в состоянии находиться там». Мы попросили их запретить посторонним входить в нашу палату с целью посмотреть на нас или расспросить о чем-то. Спустя два месяца, когда наше физическое состояние улучшилось и мы смогли есть обычную еду, нас посадили в специальную машину, и мы покинули багдадскую больницу «Αρ-Рашид» с целым мешком лекарств.
