Польский психолог Моника Гжесяк-Фельдман предложила студентам за 15 минут до начала важного экзамена ответить на вопросы о возможных теориях заговора
{265}. По сравнению со студентами, ожидающими обычную лекцию, волнующиеся участники с большей вероятностью одобряли конспирологические теории. Кроме того, Родерик Крамер обнаружил, что новички в какой-либо области, которые подвергаются пристальному вниманию или имеют относительно низкое положение (аспиранты первого года или ассистенты), с большей вероятностью, чем их высокостатусные коллеги, будут подозревать, что люди плетут интриги у них за спиной
{266}.
Благоразумная паранойя
Таким образом, мы начинаем иначе относиться к паранойе и не разделяем стереотипное представление, что это продукт «необыкновенно злых умов». За исключением самых тяжелых случаев, паранойя обычно возникает не потому, что неправильно работающие нервные связи создают зловещий бред. Наоборот, легкая паранойя часто встречается у совершенно обычных людей благодаря нашему неуемному стремлению понять мир и наше место в нем и ощутить себя в ведущей роли.
Паранойя не всегда такая уж плохая штука. В конце концов, чаще всего мир непредсказуем и опасен. Как отмечает Дэниел Фриман, «есть улицы, идя по которым чувствуешь опасность. Друзья не всегда оказываются хорошими друзьями»
{267}. Может быть, люди действительно смеются над вами у вас за спиной. Может быть, кто-то действительно пытается добраться до вас. Настороженность в отношении «возможных недобрых намерений других людей может быть очень осмысленной и уместной стратегией». Родерик Крамер называет это «благоразумной паранойей»
{268}. Он говорит, что это «мысленная система заблаговременного предупреждения об опасности» и она может служить в качестве «здоровой защиты от настоящей внешней угрозы». Но существует тонкая грань между здоровым беспокойством по поводу возможной опасности и чрезмерными, неоправданными подозрениями насчет дурных намерений. Бывает сложно понять, когда можно кому-то доверять, а когда нас обманывают, когда кто-то относится к нам доброжелательно или индифферентно, а когда может злоупотребить нашим доверием. В сомнительных случаях мы склонны к тому, что Крамер назвал «атрибуцией враждебности» (sinister attribution error). Мы склоняемся в сторону подозрительности.
Представьте себе, что вы отправились покупать новые солнцезащитные очки. Вы заходите в симпатичный маленький магазинчик и примеряете несколько пар. Как только вы надеваете особенно дорогие очки, продавец говорит что-то вроде «это очень хорошие очки, потрясающе смотрятся». Как вы отнесетесь к этому комплименту? Конечно, продавец может говорить искренне (и я уверен, что они действительно потрясающе смотрятся). Но в то же время у продавца есть корыстные причины польстить вам: он должен обеспечить определенный уровень продаж и получить свой процент. Может быть, он подлизывается к вам, просто чтобы получить ваши деньги. Когда психолог Келли Мейн с коллегами поставила покупателей в такую ситуацию (разумеется, покупатели не были в курсе, что это часть исследования), они, по понятным причинам, отнеслись с подозрением к словам продавца
{269}. Столкнувшись с ситуацией неопределенности и зная, что у продавца могут быть причины говорить неискренне, покупатели повели себя как благоразумные параноики.
Суть происходящего раскрылась в другой части исследования, когда продавец говорил тот же комплимент покупателю уже после покупки солнцезащитных очков. У продавца больше не было очевидных причин врать про очки, покупатель за них уже заплатил. Однако покупатели по-прежнему подозревали, что комплимент был неискренним. Вы можете возразить, что небольшие остаточные подозрения оправданны. Продавец может таким образом пытаться завлечь покупателя повторно. Но комплимент касался конкретной пары очков, которая уже куплена. До покупки комплимент мог прямо повлиять на решение, то есть имелся вполне определенный повод для лжи. После покупки можно было повлиять только на какое-то предполагаемое поведение в будущем, то есть мотив был значительно слабее. Однако оказалось, что не имело значения, когда комплимент был сделан. Покупатели одинаково не верили льстивым словам и до, и после покупки. Этот простой эксперимент показывает, как легко обоснованные подозрения превращаются в неоправданное недоверие. Мы настолько отчетливо замечаем скрытые мотивы, что иногда они мерещатся нам и в невинном поведении.
Учитывая все это, становится понятно, почему теории заговора так широко распространены. Дело в том, что у нас есть веская причина быть благоразумным параноиком, когда речь идет о многочисленных подозреваемых в большинстве популярных конспирологических теорий – правительстве, спецслужбах, корпорациях и тайных обществах. Мы знаем, что некоторые группы людей действительно иногда заинтересованы в том, чтобы обвести нас вокруг пальца. Начав с благоразумной паранойи, наш мозг, увлекшись сбором и анализом информации, разогревается до того, что мы начинаем видеть скрытые мотивы и признаки обмана независимо от их наличия. Подобно покупателям, которые не доверяли продавцу, даже когда у того не было причин лгать, наше здоровое недоверие к власти иногда приводит к вере в заговор.
Дурная кровь
Давайте вернемся к исследованиям, в которых показано, что в США расовые меньшинства по сравнению с белым населением, как правило, более склонны верить в заговор. Не сложно догадаться, почему у членов расовых и этнических меньшинств могут быть причины для благоразумной паранойи, особенно в отношении организаций и органов власти, где большинство – белые. По данным исследования, проведенного на юге США в штате Луизиана, чернокожие, ставшие жертвой расовой дискриминации или полицейского произвола, с большей вероятностью поверят в теорию заговора, чем те, кто не имел такого опыта
{270}. Многое зависело от того, считали ли чернокожие, что они могут контролировать политику. Те афроамериканцы, которые думали, что могут влиять на политические процессы, с меньшей вероятностью верили в конспирологические теории, тогда как те, кто ощущал себя исключенным из политики, в большей степени соглашались с теориями заговора. В исследовании, проведенном Тедом Герцелем, тоже было показано, что в целом афроамериканцы и латиноамериканцы испытывают меньшую социальную удовлетворенность, чем белые. И по данным Герцеля, эта неудовлетворенность способствовала усилению склонности к конспирологии.
