– Вы вошли через институт или через обитель? – перебил его доктор.
– Ну что вы, мистер Уоткинс, – ответил с укоризненным взглядом Фемистокл Адвокат. – Как же можно? Вход в обитель и в институт для мужчин строго ограничен – разрешено проходить только родственникам, и то не во всех случаях. Разумеется, я вошёл через калитку.
– И она что же, была не заперта? – прищурился Ланиган.
Газетчик посмотрел на него ещё более укоризненно, чем на доктора перед этим.
– Разумеется, она была заперта, инспектор. Меня впустила привратница, этакая крупная монахиня, сестра… э-э-э…
– Епифания, – подсказал О’Ларри.
– Совершенно верно, сестра Епифания, – кивнул светский репортёр. – Именно она. Даже удивительно. Как я запамятовал её имя – ведь это именно она меня обычно через калитку и впускала. Как я уже сказал, я прошёл в чайный домик…
– В сопровождении сестры Епифании? – поинтересовался доктор Уоткинс.
– Нет, к чему бы это? Я прекрасно знаю дорогу.
– То есть сестра Епифания осталась у калитки? – задал вопрос Ланиган.
– Ну разумеется. Должен же меня был кто-то потом выпустить наружу, инспектор. Кроме того, мать Лукреция упоминала, что будет ещё один… визитёр. Да, именно так она и сказала, когда мы все уселись за столик. Не могу сказать, джентльмен это был бы или леди, но в первом случае привратница впустила бы его так же, как и меня, – через калитку.
– А скажите, кто присутствовал на чаепитии, кроме вас и матери Лукреции? – сощурился мистер Ланиган.
– Да вам и без меня сие, верно, отлично известно… Да извольте, я скажу. В этом ничего предосудительного нет: присутствовали леди Конноли, Куртц, Африк, Суонн и Стюарт – они все члены попечительского совета.
– И более никого не было? – спросил мистер О’Ларри.
– Нет, боле… А хотя постойте… нет, на миг заглядывала какая-то монахиня, принесла посылку с пирожными к чайной церемонии. Право, даже не знаю, кто она. Мать Лукреция приняла у неё коробку в дверях.
– Голос молодой, старый? Вы не приметили? – спросил Ланиган.
– Нет, я в это время беседовал с леди Борзохолл, хотел узнать её мнение по поводу одного предмета. Затем мать настоятельница вернулась, разложила пирожные, и мы приступили к чайной церемонии. – Мистер Адвокат пару мгновений помолчал. – Почти сразу после её начала я почувствовал сильнейшее головокружение и помутнение рассудка, как от доброй бутылки виски, а леди начали терять сознание. Поднявшись, я вышел из домика, чтобы позвать на помощь, прошёл через калитку… Хм, странно, она была распахнута, а сестра Епифания при ней отсутствовала, теперь я это совершенно точно припоминаю… Да, мне кажется, что я встретил потом констебля, но, сдаётся, не смог объяснить ему суть ситуации… Очнулся уже утром в камере. Это, пожалуй, всё.
– А где в момент отравления была сама мать Лукреция? – поинтересовался доктор Уоткинс.
– О, она, оказывается, забыла «Радужную нить» у себя в кабинете и выходила ненадолго… Да, как раз в тот момент, когда я почувствовал отравление, её в чайном домике не было.
– Вы, вероятно, не очень любите сладкое и съели только одно пирожное, – не вопросительно, а вполне утвердительно произнёс доктор.
– И даже не целиком, – согласился газетчик. – Зуб, знаете ли, побаливает, а на заговор времени сходить совершенно последние дни и не было.
– Ну что же, мистер Адвокат. Вы очень помогли следствию…
– Да, чёрт побери, следствию о чём? Меня тут пугали убийством до смерти!
– Нет, не пугали, – ответил мистер О’Ларри. – Вчера была убита мать Лукреция.
– О боже мой… – ошарашенно прошептал репортёр.
– Гм. Остался ещё один вопрос. – Мистер Ланиган с неудовольствием покосился на своего коллегу и выложил на стол давешнюю вакидзасю. – Вам знаком этот предмет?
– Что? А, да, простите. Это моё.
В кабинете повисла мёртвая тишина, и даже сэр Эндрю, всю беседу молча смотревший в окно, чуть пошевелился, словно намеревался развернуться в сторону мистера Адвоката, но передумал.
– Так вы говорите, ваше? – вкрадчиво спросил инспектор О’Ларри. – Это получается, в чайный домик вакидзасю принесли вы?
– Да, инспектор. – Газетчик всё ещё выглядел огорошенным, но стремительно приходил в себя.
– И с какой же, позвольте полюбопытствовать, целью?
– Простите? Разве я не упомянул об этом? – Фемистокл Адвокат виновато развёл руками. – Я не мог понять, действительно ли это старинная вещь или же просто подделка. Не являюсь, знаете ли, знатоком в ниппонских кинжалах. А вот эрл Борзохолл – известный эксперт в холодном оружии, и его супруга увлечение мужа вполне разделяет. Я хотел понять, что это – безделушка или стоящая вещь, какую не стыдно и на аукцион выставить или презентовать, например.
– Не стоящая, – вмешался инспектор Ланиган. – Нам отлично известно и кто её изготовил, и даже лавка на Хитроу-Плёс, в которой вы её приобрели. Странно, что вы решили, будто там можно купить что-то воистину древнее.
– Но я её, простите, не покупал, – слабо улыбнулся репортёр. – Этот кинжал достался мне от недавно скончавшегося двоюродного дядюшки, мистера Ройстона. По завещанию он оставил мне кое-что, в том числе и коллекцию оружия. В большинстве своём – дешёвых подделок в дорогих ножнах, сказать по чести.
– И вы принесли его с собой, чтобы показать леди Борзохолл? – уточнил Ланиган.
– Да, инспектор, я же уже говорил, – пожал плечами Адвокат. – Я только передал его ей с просьбой взглянуть и высказать своё мнение, как началась чайная церемония. Она обещала взглянуть чуть позже.
– И оставила у себя? А вы, как я полагаю, сидели с противоположных сторон от столика? – подал голос мистер Уоткинс.
– Вы совершенно правы, доктор, – кивнул тот. – Именно так оно всё и было.
– Проклятье, какая версия развалилась! – Инспектор Ланиган аж прищёлкнул пальцами.
– Простите? – не понял газетчик. – Вы, собственно, о чём?
– Дело в том, мистер Адвокат, – прервал наконец своё молчание сэр Эндрю, – что этот кинжал является орудием преступления. Именно им была убита настоятельница обители Святой Урсулы. – Сэр Эндрю медленно повернулся от окна и несколько удивлённо приподнял бровь. – Э, джентльмены, – сказал он с некоторым неудовольствием, – а отчего никто из вас не додумался отпустить констебля Вилька? Он, должен вам напомнить, является сегодня старшим дежурным по участку, а мы отвлекаем его от исполнения прямых обязанностей, причём без какой-либо нужды к этому. Идите, мой мальчик, идите, вы больше не нужны. А к вам, мистер Адвокат, у нас есть несколько уточняющих вопросов…
Едва я спустился и вновь занял место за конторкой, как дверь в участок порывисто распахнулась и в зал приёма буквально влетел некий несуразный джентльмен средних лет. Был он высок и худощав, необычайно лопоух и лыс, весьма неплохой костюм на нём выглядел так, словно он надевал его второпях (хотя, возможно, он просто не умеет носить такую одежду – бывает такой сорт людей). Обведя комнату своими большими выпуклыми глазами, сей мистер с вытянутым, но не лишённым приятности лицом остановил взгляд на мне и стремительной, но какой-то дёрганой и неуклюжей походкой двинулся к конторке.
