– В припадке ярости – бывает, – ответил Полик.
– Бернар Родье на приеме был в ярости, конечно, но до припадка далеко, – сообщила мадам Бонне.
– Расскажите подробнее об этом приеме, доктор Бонне, – попросил комиссар.
– Я не знаю, о чем говорили Жорж и Бернар, мне мешала музыка. Все слышали, как Жорж кричал Бернару: «И мое решение окончательно!» – а потом Бернар ушел, хлопнув дверью. Но каждому из нас случалось хлопнуть дверью после разговора с Жоржем Мутом, и мне тоже. Потом Жорж сделал заявление, что не собирается уходить в отставку ни сейчас, ни в ближайшее время. Видимо, это он и сказал Бернару, и вот почему, как мы все решили, Бернар хлопнул дверью. Но об этом лучше спросить самого доктора Родье.
– В котором часу вы ушли с приема? – спросил Верлак.
Мадам Бонне приподняла брови, удивленная тем, что от нее требуют алиби.
– Рано, сразу после Бернара. Я была дома в половине одиннадцатого, а мой муж – отец Марин, – добавила она, будто желая напомнить судье о его связи с семьей Бонне, – уже меня ждал. Мы выпили травяного чаю, почитали еще около часа, потом потушили свет и спали до восьми утра.
– Не кажется ли вам странным, что профессор Мут покинул свою квартиру так поздно, после приема, и через весь город пошел на работу?
Флоранс Бонне скрестила руки на груди, задумалась на миг, опустив глаза к кремовой юбке.
– Нет. Зная Жоржа, я не нахожу это странным. Может быть, он не чувствовал усталости. Или же хотел отвлечься от произошедшей ссоры. Или же – и это наиболее вероятная причина – шел к себе на работу, чтобы предаться любимому занятию, которое, как вы, вероятно, поняли, – совсем не теология.
– Прошу прощения? – не понял Верлак.
– Вы не осматривали его кабинет? У Жоржа Мута была одна истинная страсть, а с появлением Интернета – очередное бесполезное американское изобретение, от которого мы стали зависимыми, – мне говорили, что Жорж стал просто одержимым.
– Антикварные изделия? – предположил Верлак, вспомнив вазу Галле и семисотлетний деревянный предмет, которым дуайен был убит.
Флоранс Бонне кивнула, чуть наклонив голову и застенчиво улыбнувшись, как часто делала ее дочь.
– Если точнее, то стекло стиля ар-нуво.
– В таком случае, как вы думаете, не связана ли объявленная профессором Мутом отмена отставки с его хобби?
– На приеме мне несколько причин приходило в голову, зачем он мог это сделать, – задумчиво произнесла мадам Бонне. – Одна – разозлить Бернара Родье и Анни Леонетти. Хотя Бернар меня раздражает своими глупыми вопросами, а Анни Леонетти – воображала из Лиги плюща, оба – увлеченные историки, думающие люди, которые заслуживали от дуайена лучшего отношения. Но истинная причина, я думаю, в деньгах.
– Ah bon?
[12] – переспросил Верлак. Он думать не думал, что так высока зарплата дуайена.
– Да, дуайену платят щедро, спасибо фонду, – сказала она, будто прочитав мысли судьи. – И дуайен, кто бы он ни был, живет бесплатно в роскошной квартире, которую вы видали. Я думаю, что она одна стоила бы убийства.
Полик кашлянул:
– Вы знаете, у кого дуайен покупал старинные предметы?
Мадам Бонне рассмеялась, и Верлак тут же вспомнил рассказы Марин о родительском доме шестидесятых годов, начисто лишенном обаяния – не потому, что шестидесятых годов, а потому, что ни у кого из ее родителей не было ни малейшей склонности обустраивать домашний уют.
– Понятия не имею, – ответила она.
– И профессор Мут был холостяком, – добавил Верлак, ожидая подтверждения от мадам Бонне, которая, кажется, знала и готова была открыть многое.
– Это так. У него был старший брат, тоже никогда не состоявший в браке. Он два года назад умер от рака.
– Секретарь профессора Мута сообщила, что на пост дуайена претендует еще некий итальянец, – подал голос Полик.
– А! – Мадам Бонне засмеялась. – Как Джузеппе Роккиа добился доктората, я понятия не имею. Но он тоже кандидат на этот пост. Не знаю, почему Жорж выбрал Роккиа – может быть, чтобы разозлить тех двоих или потому, что у них одно хобби.
– Роккиа тоже собирает антиквариат?
– Да, – ответила мадам Бонне. – И тоже стекло, но не только Францию начала двадцатого века. Все, от Древнего Рима и до современной Америки – так мне говорили.
– А кто-нибудь из них деревянные изделия собирал? – спросил Верлак.
Мадам Бонне недоуменно взглянула:
– Нет-нет. Насколько я знаю, только стекло, хотя ни в один из многих домов Джузеппе меня никогда не приглашали.
Верлак поблагодарил мадам Бонне. Она встала, расправила юбку и взяла свою сумку с книгами, бумагами и чем-то похожим на сэндвич в пластике.
– Вы нам очень помогли, мадам Бонне, – сказал Верлак.
Никогда прежде он не разговаривал так долго с родителями Марин, и хотя на самом деле мадам Бонне не слишком ему нравилась, он ценил ее прямоту. Сейчас он понял, откуда у Марин ее суровая рабочая этика.
– Всегда пожалуйста, – ответила женщина. У дверей она остановилась и сказала: – Надеюсь, я не слишком была сурова к бедняге Жоржу. Я не считала его лучшим возможным дуайеном, но он, естественно, не заслуживал смерти. Тем более чтобы его убили, как вы, кажется, полагаете.
– Мы не полагаем, мы знаем, доктор Бонне, – ответил Полик.
– Ну-ну, – сказала она, качая головой и прижимая сумку к груди.
Полик встал и открыл перед ней дверь. Она вышла в коридор и там остановилась, будто не зная, что делать дальше.
Глава 13. По-настоящему скромный человек
– Ну и характер у вашей тещи!
Вер лак посмотрел на комиссара поверх очков и засмеялся:
– Дразнитесь?
– Слегка. Прошу прощения, судья. Доктор Бонне мне напомнила одну мою родственницу. Она заведует почтой в Лурмарене и держит в страхе всех работников и жителей. Она говорит все как есть, что некоторым в нашей семье нравится, а некоторым нет. Элен считает ее забавной.
– Понимаю вас. Мадам Бонне – хороший источник информации. Конечно, у нее свои оценки, которые нам придется отсеивать. Но этот аспект с коллекционированием антиквариата – интересный поворот, вам не кажется? Помните то покушение на убийство в Бордо?
– Ну, я был бы готов на убийство ради старого бургундского, но не ради бордоского.
– Согласен, – засмеялся Верлак. – Кстати, я вспомнил, что того человека отпустят через пару месяцев.
– Но вор, который разбирается в искусстве, унес бы из кабинета вазу. Разве что там было нечто, еще более ценное, чем стеклянная ваза «ар-нуво». Скажем, деревянная скульптура, которой семьсот лет?
