– Наша горничная, которая сейчас снимала трубку, нам сказала.
– Давно ли она у вас работает? – спросил он.
– Вы имеете в виду, доверяю ли я ей?
– Да, синьора.
– Не знаю, доверяю ли, она не так долго у нас работает. Нанял ее муж – вероятно, заинтересовавшись размером бюста. – Синьора Роккиа снова засмеялась, но на этот раз искусственно.
Верлак посмотрел в редко бывающее серым небо над Эксом и представил себе итальянскую девушку в Лондоне шестидесятых, с книгами под мышкой, смеющуюся.
– Спасибо вам за честность, синьора.
Синьора Роккиа издала звук, похожий на всхлип, но продолжила говорить:
– Сказать вам правду оказалось куда легче, чем я думала. – Она шмыгнула носом. – Наверное, английский язык помог.
– Может быть, мне придется снова вам звонить, или вам может позвонить прокурор Экса.
Верлак слышал ее глубокое дыхание.
– Да, конечно, но… Меня может не быть… на месте. Давайте я вам оставлю телефон сестры в Риме. Может быть, я буду там… или она сможет вам сказать, где я. Только что до меня дошло, что мои планы на будущее как-то… растворились в воздухе, как это говорится по-английски. Извините… У вас есть ручка?
Верлак записал номер и еще раз поблагодарил.
– Я вам буду сообщать обо всех поворотах дела и всех решениях, которые будут по этому поводу приняты.
– Я буду очень благодарна.
– Удачи вам, синьора.
Верлак вышел из кабинета, проголодавшись и мечтая перекусить, но первым делом – выпить кофе.
– Мадам Жирар, прошу вас меня простить. Я был занят разговором с женой дотторе Роккиа.
– Это я прошу прощения, господин судья. Я слишком быстро вошла. Хотела только вам напомнить, что завтра выходной.
– А, да! Одиннадцатое ноября. Спасибо, мадам, я забыл совсем. Вы не хотите эспрессо? Я собираюсь его приготовить.
Мадам Жирар встала, оправляя облегающую юбку.
– Нет, спасибо, господин судья. Я сейчас иду обедать с мужем.
Верлак улыбнулся, подумав о себе и Марин, Жан-Марке и Пьере, о супругах Жирар, которые после тридцати лет брака и троих детей с удовольствием вместе ходят обедать.
– Передавайте привет мсье Жирару, – сказал он.
Есть все-таки надежда в этом мире. Может быть, синьора Роккиа найдет свою любовь в Риме, или в Бухте поэтов в Леричи, под яркими розовыми и красными бугенвиллеями, возле сине-зеленого моря, любимого Байроном и Шелли.
А может быть, уже нашла.
Глава 32. Бухта поэтов
– Менеджер отеля в Сан-Ремо узнал Роккиа, – сообщил Полик Верлаку за сэндвичами.
– А ведь он мог быть подкуплен, – предположил Верлак.
– Я тоже об этом подумал, так что навел дополнительные справки, точнее, не я, а Казаль, она немного разговаривает по-итальянски. Бармен отеля тоже узнал Роккиа из телевизора, и парковщик, у которого записаны все бронирования Роккиа.
– Merde! – Верлак посмотрел поверх прилавка на Фанни, владелицу одного из его любимых ресторанов в Эксе: небольшой бутербродной, в двух минутах ходьбы от работы, куда так удобно ходить обедать. – Фанни, где вы покупаете эти pan-bagnat?
[40]
– Профессиональная тайна. Но я работала со всеми пекарями города и остановилась на этом.
Верлак ел нью-йоркский сэндвич с нарезанным кубиками гамбургером и луком, сбрызнутыми оливковым маслом, на толстом ломте хлеба.
– Люблю такие места, – сказал он Полику. – Маленькое, чистое, и готовят вкусно. И вполне можно обойтись без залетающих с улицы студентов и паспортисток.
– Ну, им же тоже есть надо, – возразил Полик, оглядывая публику. Одну паспортистку он узнал: Элен надо было срочно обновить паспорт, чтобы успеть на конференцию в Калифорнию, и эта женщина очень грубо с ней обошлась. Это был единственный случай, когда он показал значок комиссара не на работе. – Ладно, студенты пусть, а насчет паспортисток вы правы.
Они доели, расплатились и пошли обратно во Дворец правосудия. Мадам Жирар уже сидела за своим столом и кивком головы показала на Тьери Маршива, Янна Фалькерьо и Анни Леонетти, ждавших в небольшой приемной между ее конторкой и кабинетом Верлака.
– Вас хочет видеть доктор Леонетти, господин судья, – сказала мадам Жирар.
Верлак кивнул и жестом пригласил Леонетти к себе в кабинет. Поздоровавшись, он поблагодарил ее за приход.
– А какого черта я понадобилась? – спросила она больше с любопытством, чем с агрессией. – Мне пришлось отменить занятие, а студенты и так встревожены и потрясены двумя смертями на факультете.
– Тогда я сразу перейду к делу, доктор Леонетти. Мне бы хотелось знать, что вы делали на месте преступления в воскресенье утром. Уборщица на допросе показала, что видела, как вы до прибытия «Скорой» заходили в кабинет доктора Мута.
– Я не знала тогда, что это место преступления. Пришла на факультет, чтобы делать свою работу. Муж остался дома с детьми, младший лежал с простудой в постели, так что отвести детей в парк он не мог. Когда они дома, ни писать, ни читать невозможно, так что я пошла в университет.
Верлак и Полик молчали. Доктор Леонетти, покраснев, села.
– Я услышала какой-то переполох… закричала горничная, так что я вышла и пошла прямо туда. Поймите, я же не знала тогда, что Жорж убит. Я думала, у него сердечный приступ или что-нибудь в этом роде.
Верлак смотрел на Леонетти в упор:
– Зачем вы входили в кабинет?
– Убедиться, что он и правда… умер.
– Почему вы не сказали об этом на допросах? Вы что-нибудь вынесли из кабинета?
Анни Леонетти потерла руки.
– Я никогда толком не умела врать, поэтому решила, что лучше будет ничего не говорить. Мне надо было вынести одну вещь до того, как ее возьмет кто-то другой или она затеряется в хаосе, когда приедет «Скорая».
– Мне нужны подробности, доктор Леонетти.
– Ладно, – вздохнула она. – Накануне Жорж показывал мне папку с материалами Дюма. Помахал у меня перед глазами, но содержимого не раскрыл. Он говорил, что там имя человека, получившего стипендию. После нескольких минут разговора я увидела, что он положил ее на стол.
В субботу утром – Жорж убит, горничная в истерике, – я подумала, что могу зайти и взять папку до того, как появится «Скорая».
– И вы нашли то, что искали?
Доктор Леонетти опустила глаза:
– Да, на полу. Папка у меня в сумке, вот она. – Леонетти открыла сумку, достала папку и отдала ее Верлаку. – Я не хотела, чтобы ею завладел Бернар. Он очень жесткий конкурент, и я не доверяю его ассистенту, Клоду. Меня беспокоило, что он или сам Бернар подменят материалы.
