В свое время у Иды и Фэй было очень много общих друзей. А когда последняя из их подруг умерла в возрасте девяноста восьми лет, бабушке, конечно, захотелось отправиться на ее похороны. Она настаивала на том, чтобы сесть за руль, однако дорожные условия были не самыми подходящими. В Миннесоте это означает лед, снег (в том числе мокрый), дождь и весьма низкую температуру. Вот только переубедить бабушку было невозможно, поскольку она за свою жизнь весьма преуспела в искусстве упрямства.
В течение тех пяти дней, что предшествовали смерти их общей подруги, бабушка Фэй навещала меня из потустороннего мира чаще, чем обычно. Надо сказать, что, когда она появляется, мне обычно кажется, что кто-то вскоре умрет, если только кто-то из членов семьи не отмечает свадьбу или рождение ребенка (порой я излишне сильно волнуюсь, прямо как бабушка Фэй – я всегда думала, что причиной тому мое происхождение, ведь у меня в роду есть евреи и итальянцы).
После того, как ее подруга умерла, Фэй ясно дала мне понять, что хочет, чтобы я отвезла Иду на похороны: она постоянно показывала мне изображение своей сестры, садящейся в мою машину! Кроме того, она вызвала у меня некоторое чувство вины, демонстрируя мне изображения крошечной кукольной одежды желтого цвета, которую связала для меня эта ее подруга, когда мне было семь лет.
Ну, так что же, много ли вы знаете людей, способных получать просьбы об одолжении от бабушки, которой вот уже как двадцать с лишним лет нет в живых? Для меня это было честью. Итак, я позвонила бабушке Иде и сказала ей, что хочу сопровождать ее на похороны, отметив, что она может поспорить со мной о чем угодно по пути на кладбище.
Моя двоюродная бабушка – проницательная женщина широких взглядов. Далеко не каждый тридцатилетний человек может похвастаться такими качествами. Раньше они с Фэй присматривали за мной на пару, особенно в тот период, когда мои родители разводились. Ида вмешивалась в мое воспитание, когда остальных людей, имевших для меня большое значение, не было рядом. Любовь и доверие, возникшие между нами, помогли ей раскрыться навстречу кое-каким духовным возможностям, которые в других обстоятельствах она не стала бы даже рассматривать.
Помню, что когда я была маленькой и разговор заходил о смерти, она тихонько говорила: «Никогда не знаешь, когда настанет твой черед». Позднее она призналась мне в том, что мои слова о жизни после смерти даровали ей утешение. И хотя, когда кто-либо из наших покойных родственников навещает нас, я никому об этом не говорю, все же я иногда обращаюсь к теме жизни после смерти, когда время кажется мне подходящим.
По пути на кладбище Фэй захотелось с моей помощью задать своей младшей сестре несколько вопросов. Стараясь вести непринужденный разговор, я спросила Иду, сколько лет было ее матери, когда та умерла. Ида ответила, что восемьдесят два. Однако услышав, что Фэй произнесла «восемьдесят четыре», я повторила число за ней. Ида на мгновение замолчала, а потом сказала, что, мол, так и есть, ей было восемьдесят четыре! Пока мы ехали, Фэй предложила еще несколько вопросов и дала на них ответы. В животе у меня возникло ощущение печали. Я вспомнила смутные подробности жизни своего двоюродного дедушки и его безвременной кончины. И вновь я «догадалась», в каком возрасте он умер.
Бабушка посмотрела на меня, широко улыбаясь, и сказала: «Да, именно в таком возрасте он и умер! Откуда ты узнала?» Иду удивило, что мне известны такие детали. Должна признать, мне всегда нравилось, когда бабушка мне улыбалась. Я чувствовала себя, словно ребенок, старающийся прыгать на скакалке быстро-быстро, чтобы только порадовать любимого родственника.
В следующее мгновение (а я, между прочим, продолжала вести машину) я оказалась в весьма скромном маленьком доме, а может, и в квартире. Изображение было черно-белого цвета, а это означало, что речь идет о периоде от начала до середины двадцатого века. Мне было очень холодно и хотелось есть. Там я увидела маленькую девочку, в которой признала Иду.
Я описала бабушке ряд отличительных черт дома, в котором она выросла вместе с братьями и сестрами. Ида добавила к этому рассказу еще несколько необычных деталей личного характера, имевших отношение к моему прадедушке. В моей семье не принято судачить о покойных родственниках, так что я никак не могла узнать о некоторых из тех нелепых фактов, которыми она со мной делилась. Я чувствовала, что Фэй доставляет удовольствие подобный трехсторонний обмен информацией.
Расспросы продолжались до самого кладбища. Каждый раз, как я прибавляла к сказанному мелкие детали из прошлого, которыми делилась со мной Фэй, Ида удивлялась и восхищалась. Она спросила, откуда мне все это известно, и я ответила ей, что бабушка Фэй шепчет мне об этом на ухо. Уверена, что Ида подумала, будто я шучу.
Как я уже сказала, об этих подробностях в семье мало кто знает. В тот день нам было так весело, что мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Однако все завершилось, как только мы подъехали к кладбищу. Как медиуму, на кладбищах мне приходится плотно закрываться, поскольку находящиеся там бестелесные духи способны вызвать у меня некоторую тревогу. Им хочется, чтобы их выслушали, а мне хочется уделить время скорби по умершему близкому человеку – и эти желания не сочетаются.
Мы с бабушками отлично повеселились. В этом и заключается преимущество медиума. Все те годы, которые я потратила на то, чтобы вытеснить чужую энергию из своего пространства и позаботиться о собственных границах, окупились, и теперь я могу, не рискуя, раскрываться навстречу божественной энергии, которую предлагает мне Вселенная. Периодически это заканчивается семейной встречей и игрой «А вы помните, когда…».
Семейный завтрак
Вы себе представляете, насколько это тяжело, когда за семейным завтраком близкий родственник просит вас ответить на вопрос личного характера? За столом возникают такие вопросы: «Соглашаться ли мне на операцию по удалению опухоли?» или: «Я вот влюбилась в такого-то; а можешь узнать, как он ко мне относится?» Причем те, кто относится к интуитивному процессу несерьезно, ведут себя забавнее всех: «Ах, Джоди, ты что, действительно в это веришь? Я вот не верю! Кстати, тут на днях телевизор включился сам собой. И что странно, в тот день была годовщина со дня смерти моей мамы, и он включился ровно в тот час, как она умерла. Что скажешь?»
Люди, непредвзятые и готовые посмотреть на жизнь с разных точек зрения, постоянно восхищаются тем, как я вкладываюсь в это дело. А те, кто не может посмотреть в лицо своей боли, ненавидят мое занятие, да и меня заодно. Бывали такие моменты, что мне даже казалось, будто меня подставляют. Да, завтрак – не самое подходящее время для того, чтобы спрашивать кузину-экстрасенса о своей опухоли.
Помощь клиентам в настройке на мои медиумические способности посодействовала мне в повышении собственной осознанности и усилении сочувствия к окружающим. Если скорбящий – кто-то из друзей или членов семьи, то границы, которые я научилась использовать в целях защиты каждого, могут быть ослаблены слезами. Как правило, я не оказываю помощь, пока меня об этом не попросят. Впрочем, даже если меня и просят, это не всегда уместно.
