Выпрямился, махнул рукой своим воинам, те сразу стали снимать оковы с пленников.
– Насчёт девочки своей не волнуйся. Как в себя придёт, ко всем и доставят. А сейчас ставьте шатры для ночёвки да прочее имущество получайте…
Прочего было много. Лёгкие одежды, мужские и женские, из невиданной ткани. Обувь. Тоже лёгкая, гораздо больше подходящая здешнему климату, чем тёплые сапоги норгов. Принесли и гребешки-чесалки и прочую ерунду. Женщинам иголки да нитки дали, чтобы подогнали по себе всё. Те сели кружками шить. Мужчины ставили большие, на полсотни человек сразу, квадратные шатры.
Славы ушли на трибуны, окружавшие арену. В суету не вмешивались, и северяне, косясь на них, вполголоса переговаривались, решая, что им делать. Впрочем, особого выбора не было. Либо рабство до конца дней, либо свобода, но под постоянной угрозой нападения. Как говорится, хрен редьки не слаще. Свен всю ночь просидел в раздумьях, но так ничего и не смог выбрать.
Баню славы действительно устроили. Не такую, как у них на родине, но тоже жаркую и хорошую. А когда викинг снял пропотевшую одежду да улёгся на мягкой раме с верёвочной сеткой, прикрытой толстым одеялом, вообще блаженство! Да только ни сытная еда, ни новая одежда тревоги унять за будущее северян так и не смогли.
Поутру вновь явился князь, только был он против вчерашнего куда более хмур. Поздоровался на свой манер, приложив ладонь к сердцу. Предложил присесть на принесённый воинами табурет. Сам напротив устроился. Свен было рот открыл, да тот его жестом остановил:
– Плохо дело, викинг. С девочкой твоей, Даллой. Да и с вами со всеми… – Вздохнул, потом пояснил напрягшемуся норгу: – Лекари мои говорят – не сможете вы там, куда я хотел вас послать, жить. Слишком жарко для вас там. Климат не подходящий. Посему – снимаю я своё предложение. А жаль…
– Значит, рудники? – упавшим голосом спросил Свен, но Ратибор улыбнулся:
– Зачем так сразу? Есть другое предложение. Раз вы люди к холоду привычные, отправим вас туда, где попрохладнее. Старое место, где вы хотели град ставить, устраивает?
Норвежец сразу повеселел:
– Конечно!
– Тогда договорились. Места там рыбные, а вы, вроде, рыболовы знатные. Станете в державу рыбу морскую поставлять, взамен всё, что потребуется, получите. Лодьи ваши я вам верну, разумеется. И с обустройством помогу. Только давай договоримся сразу: не обижай народ, что вокруг живёт. Все, кто края эти населяет, под рукой державы нашей ходят. А закон у нас строгий. И один для всех. Торговать можете здесь, в Торжке-граде. Здесь же и покупать станете то, что вам потребно. Насчёт прочего – слова своего нарушать не стану. Помогу. Только вот сажать там ничего вы путного не сможете. Да и здесь зерно и мука дешевле. Сдавать улов же свой сможете в казну. Она и рассчитываться с вами станет, пока не освоитесь. По справедливости. А как язык выучите наш да обычаи освоите, сможете спокойно и путешествовать по государству нашему, и иные места посмотреть. Земля наша велика и обильна, и порядок на ней един. Люди живут разных родов, разных цветов кожи, разных народов по происхождению. Но все они – славы. Единое племя. Единая кровь. Помни это – и будешь жить спокойно и сытно. Так как?
– Согласен, конунг!
– Отлично. А сейчас слушай внимательно. Придёт скоро парень давешний, что со мной был. Пойдёшь с ним на рынок. Присмотришь, что тебе понадобится на новом месте. И особенно для того, чтобы рыбные промыслы организовать. Это для тебя главное. В нашей державе нахлебников не держат. Так что учитывай. Вижу, не больно тебе по нутру такое занятие…
– Воины мы, конунг…
– Да никудышные из вас вояки, вождь, если честно. Не сочти за оскорбление, но коли ты от одного удара едва в Вальхаллу вашу не ушёл, то какие из вас воины? Учиться вам и учиться ещё! И очень долго. Посему… – Сделал короткую паузу, продолжил: – Юношей и девушек до шестнадцати лет на зиму забирать станем. Закон у нас – всяк должен быть грамоте обучен. Зиму пусть учатся. Не обидят их. Слово даю. А весной – назад к вам. Детей же с шести лет забираем на учёбу. Ну, да думаю, к тому времени, когда такие у вас появятся, мы уже и школу у вас построим, если, конечно, дров не наломаете. И учти: мы здесь на своей земле. Знаем её. Так что лучше помни всегда одно: мир лучше, чем война. Так что лови рыбу, викинг. И пусть твой народ множится. Пока не могу я вас к мечу приставить, не обессудь. А вот молодёжь будущая… – Чуть помолчал, поднимаясь, добавил: – Хотел бы я, чтобы ей зелья огненного нюхать не пришлось. Да только вряд ли.
Глава 7
– Княже, Брендан прибыл. Срочно тебя просится увидеть.
Ратибор недовольно оторвался от чтения груды свитков, лежащих на столе, – дела державы требовали постоянного внимания. Вздохнул:
– Ладно. Зови, раз такое дело…
В конце концов, и передохнуть надо. От чтения документов уже голова кругом идёт. А Малх наверняка что-то интересное приволок.
За дверями послышался шум голосов, потом ввалился сам махинник:
– Дозволь челом бить, княже!
Князь помрачнел – уж больно не похож был на себя изобретатель. Весь какой-то…
– Что опять натворил, выкладывай.
Тот шагнул к столу.
– Жениться хочу, княже…
– Так в чём проблема? Женись. Зачем тебе моё благословение?
Малх стал бледный, словно рубашка, в которую был одет, и вдруг рухнул на колени:
– Прости, княже. Вина моя безмерна, но не смог я тогда…
– Да не тяни ты ежа
[27] за хвост, рассказывай, что вновь учудил?!
Махинник поднялся и, понурив голову, начал свой рассказ… Оно, конечно, приказ был людоедов истреблять. Да только вот… Когда махинник в войсках был, проверял, как его огнебои большие работают, после взятия одного из градов майя, Таленке, он, прихватив новую ручницу, бродил по развалинам, осматривая разрушения. И нарвался на свою беду… В бедном квартале заметил под мусором руку торчащую. Детскую. И не смог мимо пройти. Откинул бревно, другое, разгрёб прелые листья и вытащил на свет девочку двенадцати лет от роду. Только странной она была. На людоедов не похожа. Кожа светлая, зубы не дырявые, и волосы прямые. Да и в ушах ничего похожего на серьги уродливые тоже не было. Словно из чистых славов тот ребёнок был. Да следов побоев на ней видимо-невидимо. Еле вздымалась плоская пока грудь у подростка, но ещё дышала она. Навёл было Малх на неё ручницу, да боги миловали – открыла она глаза свои, и обомлел махинник: были они у неё цвета синего, как озёра Великие… А девочка вдруг заулыбалась при виде изобретателя, руку попыталась поднять, что-то сказать. Да вновь сознание потеряла. Дрогнуло сердце мужское. Стукнуло чаще… Таясь от всех, принёс её в лагерь, накрыв пончо, положил в повозку свою, благо ехал с учеником одним, к которому благоволил, наследником в ремесле своим считая. Тот никому ничего не сказал и знанием тайны в корыстных целях не воспользовался… Еле выходил махинник девочку неизвестного племени. Но на ноги поставил. Когда вернулся – сказал её всем сиротой, мол, удочерить пожелал. Да в доме своём и оставил… Время шло, росла девица. Война к концу шла. Незаметно пять лет пролетело. Выучилась она славянской молве на диво, да сама красавицей, каких мало было, выросла. Кто не знал, считал её от роду своей. А кто знал, и разницы не видел. Так вот дни летели… Уже девица первую кровь уронила, взрослой стала. А там и… Словом, на сносях она. Шесть месяцев уже, как ходит, дитя Бренданово вынашивая. И решился Малх испросить позволения князя помиловать девицу и себе и ей благословение…
