Постучали. Отрок каву принёс. Поставил на стол, замер: не изволит ли ещё чего князь?
– Позови ко мне воевод тайников да видящих.
– Сейчас, княже… – Умчался торопливо.
Через два глотка горячего напитка уже кони копытами застучали – помчались гонцы на дворы слобод – князь зовёт дела вершить!.. А Ратибор задумался – вроде бы полдень разведали. Полуночные земли тоже уже давно зарисованы. Ещё месяц назад люди вернулись. Нет пока посольства от луров, не вернулись ещё. Хотя вести от них исправно приходят. Но там и земли другие вовсе. Люди живут разумные, которые в умении мало чем славам уступают. Если вообще уступают. Но, однако… Не выдержал, поднялся с кресла, в котором каву пил, вновь застыл над картой, и дух перехватило от того, что сделать предстоит…
В кабинет вошли вызванные. Поприветствовали друг друга. Князь всех к столу позвал, поделился планами. Попросил всех ничего сгоряча не решать, обдумать дома спокойно всё. Взвесить со всех сторон, потом высказаться. Через седмицу новую встречу назначил. На том и порешили. Действительно, очень много надо посчитать, прикинуть и в конце концов принять взвешенное и трезвое решение, ибо очень многое от этого зависело.
Когда прочие ушли, Крок, глава тайников, остался. Князь, задумавшись, не сразу сообразил, что не один, потом вскинул голову:
– Случилось чего, друже?
– Случилось. Позволь? – Не дожидаясь разрешения, подошёл к столу, налил себе кавы, сделав глоток, вперил в князя свои удивительные глаза. На миг прикрыл их, потом удовлетворённо улыбнулся: – Хвала богам истинным! Дело у меня к тебе, княже, одно. И… как сказать…
– Говори, чего уж там…
– Словом, по воинским городкам жёнка ходит, в шубке драгоценной зимой ходила. Сейчас – в сарафане бродит. Ищет она некоего старшину воинского, Ратибора. Ни того, где служит такой, да чей родом, не ведает. Только примету особую знает: на спине у него, ну совсем как у тебя, под лопаткой родимое пятно с резану величиной. Светленькое. А ещё глаза у него рысьи. Тоже. Как у тебя.
Дёрнул щекой князь недовольно. Чуть помолчал, потом всё же бросил, глядя в сторону:
– Пусть до неё доведут, ненавязчиво так, что старшина сей – отправлен на полдень, в заставы новые. И когда вернётся – не ведомо никому. Но заповедал он об отъезде никому не говорить.
– Понял, княже. А коли она туда направится?
Вновь жест недовольный.
– Тогда пусть узнает, что несёт он службу княжескую в Старых землях. А где – неведомо. И знать не положено.
Вздохнул тайник, снова кавы горячей отпил, взглянул с укоризной на Ратибора:
– И не простишь?
– Нет. Не бывало такого, чтобы я кого два раза просил. А тут и… – Махнул рукой. Спохватился: – Ещё что есть?
– Да пока всё, княже.
Оба чуть помолчали, потом Ратибор тихо спросил:
– Как она хоть?
Тайник ответил сразу же:
– Тоскует. И – ищет. Похоже, неверно ты поступаешь, княже.
– Может быть. Но ты же меня знаешь… Тут вот что ещё: хочу, чтобы каждый мужчина племени славов мог воевать. Как бы лучше сказать-то? В старину все были воинами. Как срок наступал – отправляли человека в Слободу, где учился он всему до восемнадцати лет. Потом возвращался и ещё два года доказывал, что достоин быть родовичем.
Крок сделал очередной глоток кавы, словно пожаловался:
– Вкусная она у тебя. У нас так не могут сварить… Ладно. Ты хочешь такой обычай возродить? Не поймут.
– Не поймут. Если по-старому возьмёмся. Есть идея иное сделать. Словом, как шестнадцать вёсен отроку стукнет, так пусть идёт на службу державную. Четыре года. И пока не отслужит весь срок, то никаких должностей занимать не может в государстве и даже жениться не имеет права.
Тайник заскрипел:
– Охо-хонюшки… Задумал ты верно. Но народ-то… поймёт? И так слухи ходят, что слишком много ты власти забрал.
– Мало! Если так говорят. Ещё вот что послушай: как я понял, связь наша со Старыми землями оборвалась после гибели Арконы?
– Как мне донесли, выжжен весь остров. А кого мы не вывезли, всех… – Сделал жест, означающий смерть.
Князь опустил голову:
– Надо нам знать, что на Старой земле происходит. Соглядатаев туда послать. И не только на Русь и прочие славянские земли, но и в Европы всякие. Пусть живут там, как местные подданные. Собирают сведения нужные, ничем принадлежность к нам не выдавая.
– Дело нужное, княже. Но… как? Даже со славянами старыми мы на разных языках теперь говорим. Посланцев наших сразу разоблачат.
– Значит, языки
[40] нужны. Через них и нравы, и обычаи, и речь изучим.
– Так, может, княже, и не стоит нам людей на гибель посылать вообще? Да и, к тому же, уедут люди навсегда, почитай. Родных и землю свою больше никогда не увидят. Как можно такое совершать? Я не согласен.
Оба замолчали, задумавшись. Потом Ратибор нехотя признал:
– Прав ты. Не стану спорить. Но нужны нам сведения оттуда. Если ты говоришь, что можно пленниками обойтись, пусть так и будет. А коли через них удастся и связи наладить – ещё лучше.
Тайник кивнул:
– Лучше не придумать. Так и сделаю. Корабли дашь?
– Сколь надо, столько и возьми.
– Тогда скоро и пошлю. И люди у меня есть для такого дела подходящие.
– Про городки не забудь. И границу на полудне. Нам те земли ещё лет сто не освоить. Но защита нужна. Так что…
– Сделаем, княже. Обязательно сделаем. Нынче же и пошлю людей. – Поднялся с лавки, прошёл к двери. Но, уже выходя из горницы, обернулся: – А насчёт жёнки ты всё же не прав, Ратибор.
«Прав, не прав – моё дело. Да, нравится она мне. И сердце по ней болит, и душа не на месте. Но раз отвергла меня – то так и быть. Может, она меня ищет лишь потому, что деньги посчитала, спохватилась, что богатство уплыть может. Теперь вот и старается узнать, можно присвоить казну или нет… – Князь ворочался на мягкой постели, не в силах заснуть. – Что за ерунда? Из-за какой-то…» Утром встал злой, разбитый, не выспавшийся. Правда, ни на кого не накричал, ни на ком свою злость не сорвал. Оседлал коня и поехал в городок военный, что недалеко от Славграда находился. Всего верстах в пятнадцати. Выехал из города, припустил во всю мочь, только ветер в ушах засвистел. На повороте едва жёнку не сбил, успел рвануть повод в сторону, конь захрапел, но подчинился, чудом удержавшись на ногах, промчался дальше. И лишь тогда осознал, что это Купава была… Видимо, в тот же городок направлялась. Пятнадцать вёрст? Да ещё пешком? Этак весь день пробродит и, явившись домой, свалится без ног, а ещё – скотина, хозяйство… Совсем ведь по миру пойдёт, дура-баба!..
