– Подойти поближе, спустить шлюпки, – отдал он команду.
Один из матросов продублировал команду рогом на остальные корабли эскадры. Взвились паруса, медленно пузатые когти
[43] приблизились к густо поросшему склону с небольшой песчаной полоской пляжа, бросили массивные каменные якоря в воду. Несколько мгновений – и корабли встали. Послышались громкие крики, ругательства, с плеском опустилась в море одна лодка, вторая. Братья было заспорили, кому первому будет принадлежать честь ступить на новый берег, но командир был неумолим и, отобрав десяток самых опытных братьев, послал их облачаться в доспехи.
Прошло ещё некоторое время, прежде чем облачённые в кольчужные рубашки и шоссы
[44] воины, в своих горшковидных глухих шлемах, спустились в утлые судёнышки, покачивающиеся на мелкой волне. Дружно, повинуясь команде, гребцы опустили вёсла в воду, и лодки заскользили по зелёной волне залива. Десятки глаз напряжённо наблюдали за ними. Вот судёнышки с разгона выскочили на песок. Пригнувшись, рыцари устремились вперёд, внимательно всматриваясь в заросли. Вроде тихо… Один из них поднял руку, призывая к вниманию, и… вдруг рухнул на траву, схваченный тонкой верёвкой за шею… В тот же миг из кустов вышли десятки воинов в глухой чернёной стали броне с непонятным оружием наперевес. А позади командира тамплиеров кто-то в ужасе завопил:
– Спаси нас, Пресвятая Мария!!!
Фон Гейер обернулся и открыл от изумления рот: в залив, накренясь из-за резких манёвров, которые не под силу ни одному европейскому судну, входили на невероятной скорости шесть огромных, раза в четыре или пять больше по размерам, чем орденские когти, корабли о двух корпусах под треугольными парусами с изображением какого-то странного, никогда им не виданного символа.
Почти мгновенно они выстроились в линию, перекрывая выход из бухты, а потом вдруг что-то громыхнуло с невероятной силой, и вода возле коггов вскипела от ударов громадных ядер. Те пролетели со скоростью, неуловимой человеческим взглядом. Одновременно борта и середина громадин озарилась длинными языками пламени, а затем прозвучал огромный, невиданный прежде великанский рог, мощным низким звуком больно надавивший на уши европейцев.
– К бою! – не растерялся Алекс фон Гейер, всё-таки он воевал не первый год с нечестивыми арабами на Востоке, защищая Гроб Господень.
Рыцари словно пришли в себя, зазвенели кольчуги, залязгали мечи и рычаги натягиваемых арбалетов, матросы потащили охапки копий и стрел. Командир знал, что он проиграет – слишком много врагов. Но умереть хотелось не на коленях, а в бою, забрав с собой хотя бы одного врага…
…– Княже! – В светлицу вбежал взволнованный донельзя Крок.
Ратибор поднял на него взгляд – таким ещё главу тайников князь никогда не видел.
– Что случилось? Никак вновь война?
– Куда хуже, князь! Намедни под знаком Проклятого корабли приплыли. Повезло, что аккурат возле линии новой границы причалили, потому и заметили их сразу же.
– Что?! – Князь медленно поднялся из-за стола: – Докладывай немедля и подробно.
Крок вдохнул побольше воздуха в грудь, переводя дыхание, и начал:
– Пришли три больших лодьи. Они их коггами зовут. Полтораста человек. Из них воинов – пятьдесят со слугами. Остальные – команды кораблей. Взяли всех, до последнего. Своих потеряли шестерых. Уж больно добро рубятся, собаки. Их положили тридцать восемь. Остальных сейчас под охраной усиленной везут в Славград.
– Это ни к чему. – Ратибор уже успокоился. – Сам поеду навстречу. Нечего им нашу землю поганить.
Глава тайников покорно склонил голову.
– Будь по твоему, княже…
– Взять толмачей да Добрыню покличь. Он вроде знает речь немецкую
[45].
– Исполним, княже.
– Пошли.
…Фон Гейер с тоской взглянул на прочные браслеты, сковывавшие руки и ноги, цепи от них тянулись к поясу. Доспехи и оружие, естественно, содрали сразу. Ведь вооружение рыцаря стоит очень и очень дорого. Проклятые варвары… Хвала Господу, хоть не били и не пытали. Но это явно пока. Что ждёт его и братьев? Язычники-еретики не упустят своего шанса после лютых истязаний казнить истинных христиан…
Пошевелился – он, как командир рыцарей, ехал в повозке. Вместе с раненными неведомым оружием братьями и матросами. Остальные шли пешком, прикованные за шеи к длинной тяжёлой цепи. Впрочем, надо отдать должное, еретики пока никого не обижали. Кормили неплохо, правда, по большей части пища была незнакомой, но, по крайней мере, сытной и даже вкусной. Воды давали тоже вволю. А иногда и большие крупные орехи, в которых вместо твёрдого ядра находилось растительное молоко. По-другому эту вкусную жидкость и не назовёшь.
Вот уже две недели они шагают по великолепной, вымощенной тёсаным камнем дороге неведомо куда, на север. В самое жаркое время пережидают в тени деревьев. Широкий путь, на диво ухоженный, вьётся вдоль равнин и гор, пересекая реки, через которые перекинуты такие же каменные добротные мосты. Попадаются постоялые дворы, двух-, а то и трёхэтажные здания из обожжённой красной глины. Нечто подобное он видел у арабов, но здесь всё гораздо прочнее, ухоженнее и надёжнее. На ночь пленников размещают либо в больших палатках, либо на тех самых постоялых дворах, правда, в больших сараях.
Видели громадные повозки на нескольких осях. В такую влезет едва ли не сотня ластов груза. Тащат их здоровенные дикие быки, по шесть – восемь штук в упряжке. Встречные язычники ведут себя спокойно. Косятся на пленников, но не оскорбляют и не обижают. В каждом чувствуется некая внутренняя сила, но нет того слепого фанатизма, переполняющего арабов. Впрочем, на тех местные обитатели и не похожи: кожа либо белая, как у тамплиеров, либо с красным смуглым оттенком, но темнее, чем у жителей Иерусалима. Иногда. Хотя появляются и те, кто родился от смешанных браков. Это сразу понятно. Волосы обычно коротко пострижены и либо светлые, либо густо-чёрные. Середины нет. Ни церквей, ни храмов по пути, естественно, не наблюдается. Поселений немного. Все раскинуты свободно, без стеснения. Не попадаются и таможни сеньоров, нет ни виселиц у городов, ни позорных столбов. И всюду чистота и порядок, что удивительно.
Фон Гейер даже позавидовал местным жителям. Судя по всему, живут они счастливо и богато. Одежда у всех скромная, но добротная. Женщины их красивы, хотя часть из них – по-видимому, те, что не замужем, – ходят, прости Господи, простоволосыми. Изредка лоб опоясывает повязка, богато украшенная мелкими бусами. Огромные поля, засеянные разными культурами, в том числе и знакомыми по Европе пшеницей, ячменём, рожью. Среди рядов посадки работают люди. И нигде нет униженных, сгорбленных спин.
