Путешествовать в то время было довольно рискованным предприятием – города, леса и деревни просто кишели разнообразным сбродом: разбойниками обыкновенными, которыми становились из-за невыносимых поборов, притеснений и даже болезней; разбойниками военными – уж слишком много всякого вооружённого люда шаталось в те годы: наёмники действующие и бывшие, те, которым не заплатили и с кем честно рассчитались, просто народ, оказавшийся в нужное время в нужном месте, чтобы разжиться оружием, оставшимся на поле брани после того, как пара шаек истребит друг друга, словом, те, кто носил на боку меч; ну и, естественно, разбойники сиятельные: безземельные рыцари, младшие сыновья, бастарды и прочие, прочие, прочие. Зато каждый хотел есть и пить, по возможности вкусно и сытно, и, желательно, до вволю. А самое главное – ничего не делать. Так что шансов доехать спокойно у тамплиеров было, прямо скажем, не так уж и много. А желающих отобрать их имущество – ого сколько!
Привлекали внимание и свирепый жеребец слава, и гружёная повозка, и солдаты, и сами храмовники. Ведь всем известно, что тамплиеры – крупнейшие ростовщики и банкиры всего христианского мира, и сам король, и не один к тому же раз, одалживался у ордена серебром или золотом… Впрочем, восьмиконечный крест значил не мало. А когда началась собственно Франция, даже выкатывавшиеся из лесов банды разбойников убирались обратно, рассмотрев их. То ли потому, что тамплиеры, в случае нападения на них или на денежные караваны, не успокаивались, пока не развешивали всех виновных в этом в качестве бесплатных украшений, то ли в знак признательности за то, что в голодные годы – а буквально недавно был неурожай – спасли тысячи человек от смерти, следуя своему обычаю обязательно сажать прохожего за стол братьев…
Так что можно сказать, путешествие пока шло без проблем, хотя поводов поработать мечом хватало. Слав в эти стычки не вмешивался, предоставляя возможность разбираться с неприятностями рыцарям и солдатам. А когда его спросили, почему он так поступает, когда на когге уничтожил несметное количество сарацин, пояснил: если его опознают, то они никогда не доедут до места назначения, ибо соберётся толпа живых покойников, жаждущих доказать всему миру, что они гораздо лучше. Словом, у него нет желания вместо того, чтобы ехать, – драться при каждом вызове. Дара поняли и объяснение, поразмыслив, приняли.
Так добрались до Пуатье, откуда не так далеко было до Ла-Рошели. И, как говорится, вляпались. Да так, что…
Первое, что заметил Дар, выехав на заполненную народом городскую площадь, – это большой помост, на котором красовалась виселица. Но главное было другое – рядом с виселицей был установлен большой котёл, в котором что-то смачно булькало, а одетые в одинаковые алые одежды личности суетливо подкидывали дрова в огонь, жарко пылающий под ним. Он резко осадил жеребца и обернулся к Алексу:
– Что такое?
Тот равнодушно пожал плечами:
– Скорее всего, поймали фальшивомонетчика, будут варить в смоле. Либо испытывать ведьму кипятком. Останется жива – оправдают. Нет – значит, ведьма.
– Сурово… После кипятка в любом случае никто не останется живым.
Подъехавший брат Бонифаций загнусавил было:
– Святая великомученица Лукерия, проживавшая в Риме…
Слав вскинул руку, обрывая готовую затянуться до утра проповедь храмовника.
– Тише, брат. Приговор зачитывают.
И верно – на помост вышел герольд в богато расшитой одежде, развернул с важным видом свиток и, прокашлявшись, заблажил во всё горло:
– По приказу Святой Церкви предаётся казни девка Франциска с Руси, раба виконта де Блюе, наведшая на него порчу, из-за чего честный рыцарь оказался расслабленным…
Толпа просто покатилась от смеха, не удержался и слав:
– Это же надо быть таким идиотом, чтобы признаться на весь город и всю округу в своей импотенции!
Окружающие его тамплиеры тоже заулыбались. Но в следующее мгновение Дар вдруг стал серьёзным: на помост вытащили молоденькую девушку, вряд ли старше шестнадцати лет, в простом изорванном платье. Она еле шла, поскольку её ноги были покрыты страшными ранами, обнажённые руки также исполосованы кнутом, и несчастная фактически висела на руках палачей. Герольд тем временем продолжал:
– Приговорена она, после следствия, учинённого каноником Святой Церкви нашей Теодальдом из Бургоса, как ведьма, к казни в кипящей смоле, поскольку упорствующая и не раскаялась в вере своей еретической.
Дар вдруг тронул своего жеребца, расталкивая толпу широкой конской грудью. На него шикали, пытались огрызнуться, но, увидев рыцаря, да ещё и тамплиера, в страхе умолкали, и слав уверенно пробирался к месту казни.
Приговор был зачитан, и герольд с важным видом скатал свиток в трубку, показал толпе печать, болтающуюся на нём, спросил:
– Кто желает сказать?
Раздался чей-то визгливый голос:
– Ведьма! – и потух.
Зато в ответ прозвучал весёлый бас:
– Этот виконт от рождения импотентом был, поскольку на женщин у него не встаёт, а только на детские попки!
Толпа восторженно загоготала, но герольд вскинул руку:
– По обычаю древнему предлагаю спасти девку. Спрашиваю в первый раз: кто желает взять её в жёны?
Мгновенно воцарилась тишина. Слав наклонился к следовавшему за ним солдату:
– Почему все молчат?
– Взявший её в жёны сам может стать рабом. Либо должен будет возвести её в титул, а это стоит не меньше двух тысяч денье
[51].
– Понятно…
Между тем герольд вновь крикнул:
– Спрашиваю вас второй раз: кто готов взять её в жёны?!
И вновь тишина. Стоящая на помосте девушка качнулась, и до этого бледное лицо стало совсем как мел… Герольд снова открыл было рот, собираясь закричать в третий раз, но тут сверкнул меч, выхваченный из ножен, и спокойный голос произнёс:
– Я.
Разодетый хлыщ даже качнулся от неожиданности:
– Что – я?
– Я, рыцарь Дар фон Блитц, готов взять эту грязную девку в жёны.
Герольд хитро прищурился:
– Известно ли тебе условие, рыцарь фон Блитц?
– Две тысячи денье? Конечно. Где и когда?
– Здесь и сейчас. – Герольд заулыбался – у неизвестного спасителя ничего нет. А такая сумма должна занимать немало места.
Но рыцарь, судя по имени, германец, спокойно открыл сумку своего седла, немного покопался в ней и вытащил нечто, от чего у тех, кто увидел, точно так же открылись рты, как и некоторое время назад в Святой земле.
– Мне за него давали сто пятьдесят тысяч динариев. Какой титул я могу приобрести для этой девушки?
– А… Ва… А…
