– Вы знаете латынь, Мама?
– Как и вы, реке. Но к делу, если можно.
– Конечно. Итак, что вы хотите от славов?
– Военной помощи, прежде всего. Мой будущий супруг… – при этих словах лицо девушки сморщилось от отвращения, – решил показать подданным, что обладает всеми нужными качествами правителя, и во главе небольшого отряда, несмотря на возражения, отправился лично покарать диких майя. В результате закончил свою глупую жизнь на пирамиде одного из множества храмов, разбросанных по джунглям.
– Но ведь у вас есть армия, неужели она не справляется?
– Мои войска деморализованы. Они считают, что если людоеды смогли победить бога, значит, драться бесполезно. Фактически все подданные покорно идут им на пищу, думая точно так же. Отряды зверолюдей появлялись даже возле нашей столицы Куско, и ни один человек не дал им отпор. Хотя до этого случая солдаты успешно отражали все набеги. Дайте мне тысячу ваших железных воинов, с огнём в руках, и мы восстановим положение.
– Тысячу воинов, вооружённых огнебоями? Вы считаете меня столь наивным, Мама Ольмо? Как только секрет огненной смеси выйдет за пределы державы и распространится по Ойкумене
[56], мы будем обречены.
Женщина взволнованно зачастила:
– Мы готовы отдать вам самых знатных заложников, вернуть каждого воина, живого или павшего, с его оружием и, в конце концов, щедро заплатить!
– Славы не торгуют кровью, Мама Ольмо.
– Тогда у меня остаётся только один выход – пойти на союз с людоедами против вас. У меня – десять миллионов подданных и почти миллион из них – воины. Людоеды имеют порядка пятидесяти тысяч человек на настоящий момент, а у нас достаточно племён, не входящих в состав Тауантинсуйу, чтобы мы смогли платить майя. Я не думаю, что вы выдержите такой напор, даже имея оружие, стреляющее огнём.
– И вы решитесь на войну?
Её лицо затвердело.
– На что угодно, чтобы спасти свою страну. Есть ещё один вариант, при котором славы возьмутся за оружие, чтобы защитить моих подданных, но не думаю, что он вас устроит…
Добрыне стало любопытно.
– И какой же, Мама Ольмо?
Она легко выдержала его взгляд:
– Брак, реке. Династический брак. Тогда моё государство вольётся в состав вашей империи и вы будете вынуждены защитить собственные земли.
Мужчина даже приподнялся в кресле, в котором до этого сидел довольно расслабленно.
– И ваши подданные так легко пойдут на это объединение?!
Девушка гордо вскинула голову:
– Я – богиня. И моё слово – закон для каждого.
Добрыня прищурился:
– И что получит держава славов взамен, если пойдёт на подобное объединение?
Ответный взгляд был столь же расчётлив.
– Многое. И не только подданных. Наши земли богаты. В них есть то, чего нет у вас. А ещё – знания. Древние, как сама жизнь.
Мужчина опустил глаза на стройные ноги, очерченные тонкой тканью драгоценного платья. Почувствовав это, живая богиня инков неспешно сменила позу, закинув ногу на ногу. Чувствовалось, что всеми женскими уловками эта дева владеет в совершенстве.
– Мой народ знает много тайн. А мы, семья инка, обладаем тайными умениями, которые постепенно открываем своим людям. Как ты понял, реке, род правителей не принадлежит к обитателям Тауантинсуйу, испокон веков живущих на той земле. И я готова поведать тебе многое, что лежит за гранью восприятия обычных людей.
Внезапно Добрыня почувствовал усталость и решил закончить разговор:
– Пустое сотрясание воздуха ни к чему не приведёт, Мама Ольмо. Итак, вы предлагаете мне два возможных исхода: первый – это союз вашей империи с людоедами и война против нас с неизвестным для обеих сторон исходом. Второй – объединение наших держав через династический брак и уничтожение людоедов. Вынужден признать, что вы очень смелая женщина, раз решились проделать такой путь и, не скрывая истины, ведёте со мной столь откровенную беседу. А вам, живой богине, не противно будет лечь в постель с иноверцем и варваром?
Ольмо подобралась:
– Вы считаете, что династический брак подразумевает и такие отношения?!
– У нас, славов, коли брак заключён, то он настоящий. Однако, к сожалению, некоторое время назад в нашей державе произошли события, прямо скажем, очень дурные. И я один не могу решить вопрос по объединению. Если вы согласитесь стать моей гостьей на некоторое время, то тогда я немедленно отдам приказ собрать Большой совет. И какое он примет решение, так и будет.
Князь поднялся со своего кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Девушка тоже встала с плохо скрываемым гневом, и на мгновение Добрыне стало жалко её. Но всего лишь на мгновение, потом жалость исчезла – он не просто слав, но ещё и князь, который отвечает за миллионы подданных.
– Ваше решение, Мама Ольмо?
Та на мгновение закусила нижнюю губу, потом промолвила:
– Могу я дать ответ завтра утром?
– Разумеется.
– Он будет у вас до того, как солнце поднимется на ладонь над тем холмом.
– Да будет так.
Внезапно её лицо стало хищным, и, слегка наклонившись к мужчине, девушка прошипела:
– И скажите своему слуге, чтобы перестал пытаться читать мою душу, иначе…
Она вдруг повела перед собой ладошкой, и от свиты славов послышался сдавленный стон, князь оглянулся – Крок рухнул на колени, схватившись за голову, а на самого князя напала удивительная слабость. Ольмо же вновь чарующе улыбнулась:
– Утром вы получите ответ, реке, – и царственной походкой двинулась к своему паланкину.
Вновь повторился прежний ритуал: заиграла музыка, побежали воины своей необычной походкой, плавно проплыли девушки-прислужницы. А Добрыня смотрел вслед удаляющейся процессии. Наконец инки убрались восвояси, лишь дикая мелодия доносилась ещё какое-то время, затем князь почти без сил рухнул обратно в кресло, до которого с трудом доковылял, потёр ужасно заболевшие виски, потом нащупал рукой поданный ему кубок, торопливо, залпом, осушил. Стало чуть легче, потом ему на виски легли чьи-то прохладные ладони, и боль начала волнами уходить. Словно сквозь вату он слышал встревоженные голоса, а потом его просто подхватили под руки и повели в здание, где уложили на кровать, положили на лоб мокрую тряпку. Он начал проваливаться в полудрёму, но нашёл в себе силы прошептать:
– Что Крок?
– Обеспамятел, княже. Лекари над ним хлопочут. Прикажешь напасть на инков?
Добрыня даже приподнялся на локте, превозмогая слабость.
– Не вздумайте! Она в своём праве! Это мы зарвались… – И провалился в сон, глубокий и тревожный…
