– А что такое уота?
– Уота? – Почесал ложкой подбородок. – Да овощ такой, в земле растёт. Вроде репы вашей. Но на Руси не водится.
Её глаза странно сузились.
– На Руси не водится… – медленно повторила его фразу. – Значит, ты славянин, но не из русских земель. Варяг?
Отрицательно мотнул головой.
– Тогда с Руяна? После арконской резни уцелел?! То-то, я смотрю, знак языческий на щите твоём, идолопоклонник! – Швырнула ложку на стол, обидчиво крикнула: – Лучше бы я в Пуатье умерла, чем помощь от поганого язычника принять! Да ещё и замуж за него собралась, дурища…
Дар подобрался – только истерик ему не хватало.
– Допустим, что я в Старых богов верую. Что плохого в этом? Быть не рабом, а свободным человеком?
– Да как так можно?! Есть бояре, которые должны управлять народом, смердами. Есть служители, которые грехи людей отмаливают. Есть смерды, что должны на земле трудиться и бояр кормить! Так испокон веков заведено и быть должно!
Парень усмехнулся:
– Испокон веков, говоришь? Допустим… Человек от Адама и Евы произошёл?
– Конечно!
– Тогда ответь мне на простой вопрос: когда Адам пахал землю, а Ева пряла пряжу, кто был священником, а кто – боярином?
Ладога задумалась, потом пробурчала:
– Умный, да?
Аппетит пропал окончательно, и слав отложил свою ложку.
– Умный. Потому что свободный.
– Я за тебя замуж не пойду!
– И не надо. Обряд проведём. Да как приедем в наши места – разбежимся в разные стороны. Всё равно он по уложению Христа будет и у нас не действителен. А трогать я тебя не собираюсь. Как женщину. Так что не бойся.
– На преступление толкаешь?! Перед Богом хочешь солгать?!
– Пред твоим Богом – да. А перед своими – моё слово крепче камня. Не хочешь замуж за меня – не больно-то и надо. Мне бы братьев-храмовников спасти да обелить. А там – доберёмся до Поющих островов – и скатертью дорожка… Пойду.
Встал из-за стола, вышел прочь из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что пыль с дощатого потолка посыпалась…
… – Скучаешь, друг?
К сидящему в пустой трапезной парню подошёл фон Гейер. Дар молча кивнул – присаживайся.
– Случилось чего? Вроде ведь завтра свадьба у вас. Радоваться надо.
– Ага… Узнала она, кто я. Теперь как рысь дикая шипит да кидается на меня. Лучше бы, мол, там умерла в котле с кипятком. Чем от меня помощь и спасение принимать.
Тамплиер усмехнулся:
– Девица глупа. Она просто ещё не видела смерти. Или видела со стороны. А когда это не касается лично тебя, всё кажется не так страшно…
– Я знаю, друг. А ты что надумал?
– Уходишь от ответа, Дар. Сказал ей, что разбежитесь после того, как в державу вернётесь?
– Сказал. Только непонятно – то ли она обрадовалась, то ли ещё больше расстроилась.
– А сам как думаешь?
Дар повернулся к собеседнику и намного тише ответил:
– Ты же знаешь, Алекс, кто я на самом деле – язычник. И не нуждайся орден в нашей помощи, то ты первым бросился бы на меня с мечом. Ведь так?
Фон Гейер утвердительно кивнул.
– Но союз с нами сейчас жизненно необходим тамплиерам, и поэтому вы ведёте себя со мной так, будто я обычный христианин.
Снова молчаливый утвердительный кивок.
– Хотя многое из того, что ты видел у нас, тебе по нраву. Ведь ты сам вышел из простых воинов и испытал несправедливость и жестокость этого мира на собственной шкуре. Будь ты славом, как бы могла сложиться твоя судьба? Не примеривался?
Ответ последовал не сразу, но всё же рыцарь решился его озвучить, и его голос прозвучал с неприкрытой горестью:
– Мне слишком поздно менять убеждения и веру, Дар. Хотя, будь я помоложе, пожалуй, решился бы остаться в вашей державе. Да и руки мои в крови не то что по локоть… Если собрать всех, кого я убил, этот холм покроет меня с головой, и среди мертвецов будут не только мужчины, но и женщины, и даже дети…
– Вот видишь… Любой союз диктуется целесообразностью самого союза. Пока мы нужны, магистр закрывает глаза на всё. Даже на сотрудничество с еретиками и иноверцами. А как только в нашей помощи отпадёт необходимость, то те из нас, кто окажутся в его руках, сразу взойдут на костёр…
– Вряд ли.
На этот раз Дар удивился не на шутку:
– Почему ты так думаешь?
– Одо де Сент-Аман принёс клятву на Библии от лица всех магистров ордена. В том числе и будущих. Значит, он может лишь разорвать союз, но не предать, и тем более не отправить вас на костёр. Такая клятва значит для нас, христиан, гораздо больше, чем ты думаешь, ибо от неё зависит бессмертие души. А гореть в геене огненной никто не захочет.
Дар вздохнул:
– Иногда и душу предают, друг мой… Ты поплывёшь с нами на Поющие острова?
Рыцарь отрицательно мотнул головой:
– Увы, нет.
– Значит, больше мы с тобой не встретимся?
– Скорее всего, нет.
– Жаль… Ты хороший товарищ, и в бою я без колебаний подставил бы тебе свою спину.
– Я тоже, хотя ты и язычник.
Короткое молчание, потом слав совсем тихо спросил:
– Я могу что-нибудь для тебя сделать, Алекс?
Тот чуть помолчал, потом так же чуть слышно ответил:
– У меня есть сын. Он живёт здесь, в Ла-Рошели…
– Сколько ему?
– Пять лет.
– Хочешь, чтобы я взял его с собой вместо тебя? Или дать ему денег, чтобы он смог стать рыцарем?
Неожиданно горько фон Гейер усмехнулся:
– Рыцарство… Это всего лишь мишура… Забери его с собой. Это лучшее, что его непутёвый отец сможет для него сделать.
– А что его мать?
– Она давно умерла от чумы. Он воспитывается в сиротском доме при ордене.
– Тогда как мне его забрать?
– Он будет среди выкупленных рабов. Его зовут Марк Мауберг.
– Слово сказано, Алекс. Он станет славом.
Рыцарь неожиданно улыбнулся:
– Нет. Не славом. Человеком, друг.
Глава 17
Ладога прождала парня весь остаток вечера и всю ночь, но он так и не появился. Зато с утра пришли две женщины среднего возраста и принесли с собой белое платье, богато украшенное вышивкой. К собственному удивлению, девушка покорно приняла то, что её переодели, причесали волосы, одели на голову покрывало и очень осторожно обули в лёгкие, почти невесомые тапочки. При этом процессе женщины с трудом удерживали испуганные замечания, но страх не сходил с их лиц: многочисленные бинты на теле славянки внушали истинный страх знающим, откуда берутся такие раны.
