В стихотворении Рунеберга «Обозник» есть строчка «Тот нехотя шагает, кто край свой оставляет», а заключительная строфа начинается так: «Дай, барабанщик, дробь, солдаты, в строй, уж миновала ночь, сияет лик дневной». Пятая бригада, как и вся армия, пошла в контрнаступление в мае 1808 г. В последующие пять месяцев Сандельс и саволакские егеря оставили славный след в шведской военной истории. Сандельс мог проявлять упрямство и знал себе цену, он обладал равно скверной репутацией как начальник и как подчиненный и – что правда, то правда – любил поесть и выпить больше, чем то было необходимо. С другой стороны, он вдохновил находившихся у него в подчинении поселенных солдат и офицеров-замледельцев на изрядные свершения в боях с казаками и русской пехотой.
Первую победу Пятая бригада одержала 2 мая возле местечка Пуккила. Захваченный у русских обоз вдохновил Сандельса на то, чтобы вступить в бой за подлинное сокровище – располагавшийся в Куопио большой продовольственный склад. Полковник был готов променять обеспеченный ему в лагере непритязательный комфорт на скудный солдатский паек, бессонницу и наступление впроголодь, поскольку предвкушал великое удовольствие. Уже сам по себе двухсоткилометровый недельный марш во время распутицы был достижением. В завершение этого броска группа в составе 150 человек под предводительством уроженца Куопио капитана Карла Вильгельма Мальма в ходе ночной атаки захватила столицу Саво. В числе припасов из русского продовольственного склада частям Сандельса достались 1200 бочек зерна, 1000 мешков муки, 8500 кг солонины и 85 т конского корма. В дополнение к еде имелось и пиво. В Финляндии пивоварение было освобождено от гильдейских ограничений в 1776 г., и в Куопио была не одна пивоварня. Так что пива в отвоеванном городе хватало.
Сразу после захвата города дальновидный Сандельс начал перевозить запасы продовольствия, напитков и оружия на северный берег озера Каллавеси в Тойвала, где было легко обороняться. Хотя авангард Пятой бригады в результате наступления продвинулся на 200 км к югу вплоть до прихода Йоройнен, шведам пришлось начать организованное отступление перед превосходящими их русскими силами. В конце июня Сандельс отвел все свои войска от Куопио к Тойвала. От атак русской армии бригаду защищал пролив Келлоселкя, достигающий в ширину 3 км, а припасов хватило бы по меньшей мере на три месяца. Армии не пришлось бы держать оборону на голодный желудок или изнывая от жажды.
Во времена той войны командный состав по обе стороны фронта был обучен «континентальному» стилю ведения сражения, подобному шахматам: войска в строю перемещали по ровному полю, притом что самым малым соединением был батальон численностью в сотни человек. Подобный стиль ведения войны был оправдан на плодородных равнинах Центральной Европы. Но на фронтах Саво ситуация была иной. В описании местности, которое дал Фаддей Булгарин, поляк по происхождению, служивший в русской кавалерии, восхищение смешивается с ужасом: «Финляндия, ‹…› состоит из бесчисленного множества озер и скал, в некоторых местах довольно высоких, как будто взгроможденных одна на другую и везде почти непроходимых. Небольшие долины, между скалами, завалены булыжником и обломками гранитных скал, и пересекаемы быстрыми ручьями, а иногда и речками, соединяющими между собою озера. Некоторые долины заросли непроходимыми лесами»
[7].
Понятное дело, что традиционная военная наука, предполагающая фронтальные атаки и кавалерийские маневры, для такой местности не подходит. За годы службы Сандельс всесторонне ознакомился с условиями Восточной Финляндии и искусно применял разработанные в кадетском корпусе Хаапаниеми тактические приемы «свободной войны». Ему, к примеру, удалось замедлить продвижение русских войск с помощью небольших стрелковых отрядов, которые атаковали с флангов. Булгарин проклинает местных крестьян, которые, по его словам, были «самые опасные наши неприятели в этой неприступной стране: ‹…› Нельзя было свернуть в сторону на сто шагов с большой дороги, чтоб не подвергнуться выстрелам, и это ‹…› препятствовало распознавать местоположение».
Но куда большую проблему, чем отдельные стрелки, для русских представляло снабжение. Со времен Петра Великого были определены нормы солдатского довольствия, помимо еды включавшие 3,2 л пива. На деле такие пайки солдаты видали разве что во сне. Воевать приходилось голодными, и пива со стороны Петербурга тоже не подвозили. Недостачу усугубляло то, что шведским отрядом удалось отбить немало русских обозов. Из них забирали столько зерна и спиртного, сколько могли, а остальное уничтожали, например опрокидывая в озеро. Поэтому, чтобы не умереть с голоду, русским солдатам приходилось добывать продукты у местного населения. Булгарин вспоминает, что у крестьян солдаты получали хлеб, молоко, сушеную или соленую рыбу и некрепкое пиво.
По обе стороны фронта офицеры соблюдали одни и те же нормы этикета, позаимствованные у французского королевского двора. Французская революция и республиканские идеалы еще не оказали воздействия на их картину мира. Сословное деление было нерушимо. В период контрнаступления Сандельса в мае – июне 1808 г. русские офицеры не могли вести фронтовую жизнь в условиях, соответствовавших их положению, поэтому их возвращение в Куопио было радостным. Хотя продовольственный склад был утрачен, все городские кладовые Сандельс опустошить не мог. По воспоминаниям Булгарина, дом купеческой жены, где он был на постое, ломился от еды, прохождение которой по пищеводу облегчали кофе, вино или пунш. Употребление ячменных напитков, судя по всему, не входило в этикет русских офицеров.
В Тойвала, на расстоянии десятка километров от Куопио, дела обстояли иначе. В лагере Сандельса также имелись привезенные из-за границы вина для офицерского состава, но в повседневной жизни полковник пил то же пиво, что и его солдаты. Это по-своему укрепляло доверие между саволакскими егерями и их командиром. Полковник был плоть от плоти и кровь от крови своих солдат – и точно так же испытывал жажду. Поскольку солдатская пища с целью улучшения хранения крепко засаливалась, питья, естественным образом, требовалось много. Поэтому шведская корона и определила в качестве минимальной ежедневной нормы на человека один кувшин (2,6 л) пива или кваса.
И речь шла именно о пиве, хотя вокруг лежала «страна тысячи озер». На хуторах в качестве питья покупали и простоквашу, однако ячменный напиток был рекомендован всем вплоть до Верховного командования. Письмо Шведской военной коллегии рейхсмаршалу Густаву Горну от 1655 г. сообщает: «Солдатам, разумеется, надлежит выдавать для питья достаточно пива или же довольно денег для приобретения оного, дабы им в противоположном случае не пришлось пить воду и через это впасть в болезни и потерять силы, тем самым нанеся ущерб Его королевскому Величеству и короне». Правило действовало и на Русско-шведской войне. Когда сотни людей неделями живут в лагере на берегу озера, справляя естественные надобности где придется, нельзя ожидать, что прибрежные воды сохранят чистоту. Начиная с осени 1808 г., когда наряду с истощением продовольственных запасов стало заканчиваться и пиво, а иммунитет солдат был ослаблен из-за скудного пайка, начались эпидемии. Лазареты заполнялись главным образом из-за дизентерии, которая распространялась через грязную воду. В Русско-шведской войне болезни погубили больше солдат, чем полученные в боях раны.
