– Сбыча мечт.
– Во-во… Но постоянно в походах пропадать… Да ну на фиг! А медицина? Это мы там, у себя, врачей ругаем, а здесь их вообще нет! Живут тут несколько настоящих знахарей, так где ж их найдешь, если приспичит? А ведь еще и дети бывают! И чтоб Эльвёр рожала не в роддоме, а в бане…
– А что? Традиция верная – если баньку протопить, ни одна зараза не выживет!
– Ага… Вот второго заведешь когда, присоветуй Верке в бане рожать.
– Да не-е… Она меня прибьет тогда.
– Во-во… А Эльвёр к нам тащить… Ты представляешь, что с нею будет в XXI веке? Есть такое мудреное выражение – «когнитивный диссонанс».
Валерка усмехнулся.
– Дед Антон говорит: «Люблю красивые, но непонятные слова!» Слыхивали мы про такие штуки. И про «футурошок» в курсе. Да только у тебя и выбора-то нет, Костян! Так уж лучше ее к нам. А насчет этого… диссонанса… Не парился бы ты! Эльвёр, может, только рада будет всем нашенским чудесам. И тебя сразу зауважает. Вон, дескать, с богом Телефоном напрямую общается. Бог Кондиционер делает ему прохладно в душный день, а зимой его греет бог Конвектор! А потом я подъеду на самобеглой колеснице… «Хонда» называется.
– Иди ты… Тут продумать надо все.
– «Думай, думай, голова!» – как дед Антон говорит.
– Идут, идут! – крикнул Вагн.
– Тише ты! – шикнул на него Хадд. – Где?
– Вона! Показался только что.
Роскви выглянул из-за дерева. Речка за поворотом уходила в перспективу, и там, в самой дальней точке, зачернел корабль. Парус у него был в сине-белую полоску.
– Я побежал? – сказал Вагн.
– Погоди, – осадил его брат. – Надо убедиться, что это «Черный лебедь».
Вглядывались все, пока глаза не заболели.
– Там такое страшилище на форштевне, – сказал Роскви, – что больше на дракона смахивает, чем на лебедя…
– Он это! – уверенно заявил Хадд. – Вон видите? Отметина на левой скуле! Хвитсерк про такую говорил.
– Я побежал!
– Побежим вместе. Роскви! Вы тут побудьте. Прибежите, когда «Черный лебедь» в поворот войдет.
– Лады.
Близняшки умотали, а Валерка оценил расстояние до скейда. Не скоро доплывет.
– Слу-ушай… – протянул он с очень серьезным видом. – А чего ты бонусы не копишь?
– Зачем это? – подозрительно спросил Костя.
– А мунд за невесту?
– Да иди ты! Нашелся тут… ревнитель традиций.
– А как же? Духовные скрепы, и все такое…
Если честно, Бородин прятал за трепом беспокойство. Скоро бой, а человек внезапно смертен. Это хорошо, когда чувствуешь на шее приятную тяжесть пекторали и прикидываешь, на что ее потратишь. Вот только стрела тоже дурой бывает. Тюкнет тебя, и – ага. Летальный исход.
Валерка поморщился. Подобные мысли доставали его и в Чечне, и тогда, в Сокнхейде, и сейчас то же самое.
Человек – животина мозговитая и оттого очень самоуверенная. Тварь сия полагает, что весь мир вращается вокруг нее, не признавая того, что она всего лишь погадка белковой жизни, исчезающая малая величина.
И вот это многоклеточное начинает планировать свое житие, загадывать на годы вперед, хотя никто ему, многоклеточному, не дал гарантии на существование даже в текущие сутки.
Нормальные зверюги и птахи живут сейчас, для них нету завтра, а вот извращенный человечий разум обожает даже не то что мечтать о будущем, а рассчитывать бытие, этот крошечный промельк в череде геологических эпох…
– Подходит, – сказал Костя напряженно.
– Побежали? – выдавил улыбку Бородин.
– Побежали!
* * *
Место, где молодчики Пешехода устроили засаду, называлось Велесов Затон. И его было не узнать.
Ни следа не осталось от былого сражения – тишь да гладь.
Только победители выстроились на обрыве, готовясь встречать Сиггфрёда. Лучников да копейщиков, варягов и викингов скрывала высокая трава – они лежали, готовясь встать на колено и спустить тетиву или метнуть копье.
На противоположном берегу росли раскидистые дубы, и на их могучих сучьях в обхват тоже устроились стрелки, а чтобы листва и ветки не мешали им, лишнюю зелень выстригли, выпилив, вырезав живые амбразуры.
Все затаились, а мертвые ожили будто. У них шевелились руки с копьями – это лежавшие лучники двигали их за древки.
Когда знаешь, что на круче мертвецы стоят, выглядит это жутко. А для Высоконогого – всего лишь кукольный спектакль…
– Вижу, – негромко сказал Плющ.
– Где? А-а… А чё это за шум?
– Поют, наверное…
Костя глянул в другую сторону – там поднимался густой дым. Это горел валежник, изображая пылающий кнорр.
И вот «Черный лебедь», изящный в хищности своих линий, выплыл на стрежень. Гребцы взревели, заголосили, приветствуя товарищей, – те «ответили» чужими голосами.
На край вышел Хвитсерк и завопил:
– Здрав будь, Высоконогий! Мы победили!
Рев на скейде поднялся еще выше, и воины повалили на берег. Было их человек двадцать, не меньше.
– А вот сам Хродгейр! – крикнул сын Торира, выводя поникшего Кривого, полуголого, в одних штанах, со связанными руками. – Он твой, Сиггфрёд!
И тут жалкий, униженный Кривой выхватил копье из рук Хвитсерка и с силою метнул его, поражая Высоконогого в грудь.
Это был сигнал.
Моментально защелкали десятки луков. Тут же посвист стрел был перекрыт гудением копий и дротиков.
Бойцы Высоконогого умирали один за другим. Когда первый шок прошел, никто из них уже не думал о сопротивлении – выжившие искали спасения, но его не было.
С низкого берега, противоположного обрывистому, засели вместе с другими варягами трое хазар и двое савиров
[38], вооруженные мощными степными луками. Они били так, что сносили человека с места, пробивая грудину насквозь.
Валерий поймал себя на том, что сдерживает дыхание, будто погрузился в воду, и задышал.
Дикое неистовство, с каким уничтожался экипаж «Черного лебедя», будоражило нервы, напрягало сильнейшим позывом бить и убивать.
Роскви стискивал рукоятку меча, готовясь броситься в атаку, но Беловолосый осаживал особо прытких:
– Не балуй! Сначала – стрелы. Занадобимся – выйдем.
– Артподготовка, – шепнул Костя.
Бородин вымученно улыбнулся.
Четверть часа длился бой, вернее побоище. Объединенная команда викингов и варягов перебила всех людей Эйнара.
