И вот, верст за семьсот от Сюрнеса, когда уже был близок Кенугард, разведчики, оставленные Эйнаром с вечера, догнали караван. Отдышались после гребли и доложили: идет Хродгейр! На кнорре «Рататоск», а с ним – или просто за ним – следует варяжский скейд. Пешеход сразу успокоился, повеселел даже…
* * *
…Солнце уже садилось, когда из камышей выскользнул каюк с двумя криве. Один из них встал и сказал на ломаном северном языке:
– Меня звать Бойтонор, сын Амалиса. Наши готовы, Эйнар-ярл. Мы встретим твоих врагов, когда те заночуют, и перебьем всех.
– Чего ты орешь на весь Непр? – недовольно пробурчал Пешеход.
Бойтонор махнул рукой:
– Вокруг никого, Эйнар-ярл.
– Ладно, действуйте.
Криве поклонился и сел. Лодка заскользила, обгоняя караван, и с ходу нырнула в камыши.
Дочь Освивра тоскливо огляделась. Гребцы собрались в две кучки на носу и на корме, болтали о своем, смеялись и закусывали, отрезая ножами шматики от кусков вареного мяса.
Их не интересовали ни криве, ни коварные планы ярла – парус двигал кнорр на запад, по течению реки, и гребцы отдыхали. Один кормщик был при деле, шевеля рулевым веслом, опущенным в воду с правого борта.
Наложницы, по всей видимости, дрыхли или просто лежали, укрывшись овчинным одеялом, и терпеливо ждали, когда их сведут на берег, чтобы переночевать, а спозаранку приведут обратно.
Николай покинул гребцов и приблизился к трюму. Сел на край, привалившись к своей скамье, и свесил ноги, упираясь пятками в бочонок.
– Хочешь? – предложил он Эльвёр кусок мяса.
Девушка помотала головой, тогда Николай съел мяско сам.
– А ярл-то наш, а? – проговорил он с набитым ртом и подмигнул заговорщицки. – Видать, не решился в догонялки играть с этими… ну, кто у него там во врагах?
– Хродгейр, – вымолвила дочь Освивра.
– Это какой Хродгейр? – заинтересовался ромей. – Я их троих знаю. Ну как знаю… Слыхал.
– Хродгейр Кривой.
– Ого! Серьезный мужик.
– Он мой дядя, – решилась Эльвёр, – и хочет освободить меня. – Неожиданно для самой себя, девушка взмолилась: – Николай! Я тебя очень прошу, помоги мне!
– Да я разве против, девонька? – растерялся Николай. – А чего надо-то?
Дочь Освивра придвинулась поближе и прошептала:
– Надо предупредить Хродгейра о криве! Я слышала, как Эйнар говорил с Фроди и другими, и знаю, что Хродгейр плывет за нами на кнорре Ульфа Меченого, купца из Сокнхейда. А у Меченого, кроме больших скул, только один кнорр имеется – это «Рататоск». Он такой… темно-синий сверху, а снизу – белый. И парус тоже в белую и синюю полоску, как на драккарах. Ты его сразу узнаешь! Если… Если решишь помочь мне!
Ромей задумался, и Эльвёр затараторила с жаром:
– Я свободная женщина, люди Харальда похитили меня, конунг шлет меня в Миклагард, просто чтобы отомстить за то, что я ему отказала!
– Ну и задачку ты мне задала… – молвил Николай. Нахмурившись, он тряхнул головой: – Ладно! Что я теряю? И – молчок!
Тут как раз сосед ромея, что греб с другого борта, вернулся к себе на скамью и пристроился подремать. А Эльвёр крепко сжимала кулачки, надеясь и трепеща: только бы все удалось!
* * *
Поздно вечером, когда караван причалил у деревни, жители которой промышляли тем, что принимали на постой купцов, местные рыбаки недосчитались одной лодки. А гребцы с кнорра не заметили, что один из них пропал.
«О боги, помогите Николаю! – заклинала Эльвёр. – И ты, распятый бог, – он молится тебе, я знаю! – ты тоже помоги ему!»
Глава 21. Константин Плющ. «Чертовы прибалты»
Гардарики, верховья Непра. 19 июня 871 года
– Где мы, у Жлобина? – спросил Бородин, укладывая весло сушиться.
– Скажешь тоже, у Жлобина! – фыркнул Плющ. – Жлобино твое лет через восемьсот возникнет только. Мы где-то к западу от Гомеля…
– Скажешь тоже, от Гомеля! – парировал Валерка. – Гомель твой лет через восемьсот появится только. Кстати, Гомель не на Днепре стоит, а на каком-то из его притоков, не помню на каком. Понял?
Заключительное слово он произнес с ударением на последний слог.
– Зачем тогда спрашиваешь, если знаешь? – пробурчал Эваранди.
– Проверял, как хорошо ты знаешь географию, реконструктор ты наш исторический. Пока что на «троечку». Ладно-ладно! На «три с плюсом».
– Ой, а сам-то?
Хродгейр в это время, сменив Ульфа на месте кормщика, правил к берегу. Местные не прятались, прекрасно разбираясь в обводах кораблей. Кнорр – посудина купеческая, стало быть, бояться нечего. Здесь и варягов не боялись особо – те не шалили в гардских землях. Вот южнее, у Киева или выше, вполне могли – там Гардарики кончалась, и властвовал один закон – закон меча. А у варягов он всегда был при себе, они носили его в ножнах…
– Говори ты, – проворчал Хродгейр.
– Люди добрые! – воззвал Ульф на местном наречии. – Не проходил ли тут караван из четырех кнорров и трех скейдов?
– Как же, проходил давеча, – степенно ответил осанистый дедок, двумя руками держась за посох. – Вчерась видали его. На полдень
[45] отправился.
– Спасибо, дед!
Старикан покивал только, разочарованный, что затеянная было беседа так быстро оборвалась.
«Рататоск» вернулся на середину реки. Парус лениво колыхнулся, ловя ветер, и надулся, понес корабль.
Хродгейр, передав кормило Ульфу, обратился ко всей команде:
– Ежели случится чего и кому-то из нас доведется отстать, пусть не ждет, а пробирается к Кенугарду – там наша конечная остановка. Будем ждать тех, кто жив.
Команда дружно закивала – поняли, мол, прониклись.
– Близко уже… – пробормотал Костя.
– И что? – осведомился Валерий. – Будем резать, будем бить?
– Ну уж нет! До боестолкновения доводить нельзя, мне Эльвёр живая нужна.
– Тогда надо спецназ вызывать. Шутка.
Константин, ворочая в уме тяжкие думы, одним из первых заметил лодку, приближавшуюся с юга. Единственный ее гребец орудовал веслом то с одного, то с другого борта, направляя утлый челн вверх по течению.
Запыхавшись, он привстал на колени и крикнул одышливо:
– «Рататоск»?
– Он самый, – ответил херсир, восседавший у кормила.
– А ты небось Хродгейр Кривой?
– Он самый, – повторил Хродгейр. – Ты-то кто?
Одинокий гребец подплыл к самому борту и уцепился за канат:
