– Какой прок в благородстве, когда жадность разъедает до основания? – перебила София. – Хотя ты права: все сводится к крови, которую они делили. Джулиан вышел из игры, и он стал следующим претендентом. Он же прямой потомок дедушки.
– Нет, – прошептала Этта, прогоняя картину перед глазами. Не он. Мысль разъела его образ, стоявший перед глазами, смыла его, словно волна. Он был ее якорем здесь, единственным надежным человеком, на честность и порядочность которого она могла рассчитывать. Она не могла позволить Софии отнять это у нее; во всяком случае, пока она не услышит версию Николаса. – Исключено…
– И знаешь, что действительно печально, Этта? – прошептала София. – Если бы он спросил, если бы предложил себя, дедушка подумал бы об этом. Я-то знаю. В этой семье предпочтительнее родиться ублюдком, чем девочкой.
– Уходи, София, – посоветовала Этта. – Беги, если нужно… если с этой семьей действительно каши не сваришь, сделай, как сделала моя мама, и начни все сначала!
Ответа пришлось ждать очень долго.
– Если я не Айронвуд, то я никто, – проговорила София слабым голосом. – И ничего не имею.
– Это неправда, – возразила Этта, потрясенная смирением в голосе девушки.
Но ответил только проход: раскатистым бормотанием, хриплым шепотом лжи… он пел о свободе, открытии, возвращении потерянного, но давал лишь клетку, полную вранья и разочарования.
10
Николас смотрел на огонь, наблюдая танец света. Даже чувствуя на себе тяжесть взгляда Этты, он молчал, пока дверь за нею не закрылась и он не услышал влажный хрип дыхания Сайруса, направившегося к тумбочке зажечь свечу. Николас наблюдал за спокойными движениями пальцев старика, пробежавших по золотой рамке небольшого овального портрета, не раз виденного им.
Его первая жена, Минерва. Не вторая, мрачная сварливая женщина, подарившая ему двоих сыновей и умершая, рожая еще одного. Не Огастес, не Вергилий, которых он явно не имел ни малейшего желания почитать, даже в памяти… ни даже Джулиан, выполнявший все, что старик просил, великолепно и без лишних вопросов. Брак по любви, как ни посмотри, да еще и с другим путешественником.
Для Сайруса существовала только Минерва с золотыми волосами, зелеными глазами и редкой красотой – настоящая Елена Троянская. Когда они поженились, Сайрус оказался в центре схватки за власть над судьбами путешественников.
Он спрятал ее, но в конце концов не смог уберечь. И когда соперник Сайруса, Роман Жакаранда, убил женщину, четыре семьи погрязли в изнурительной войне, отринув последние капли человечности. Джулиан рассказывал Николасу о неистовой мстительности старика, душераздирающие истории о том, как он перехитрил всех своих врагов, пока не стал Великим Магистром, владычествующим надо всеми их потомками.
Но это не оживило Минерву. Его соперники оказались искусными стратегами, выбрав редкий год, к которому не вело никакого прохода, так что Сайрус не мог вернуться в свое укрытие и вмешаться. Не мог он и отправиться в годы, предшествующие тому, и подождать там какое-то время, не встретившись с самим собой; не мог никого предупредить, даже себя, за достаточный срок, не задевая своей будущей власти над другими семьями.
Вот и все, подумал Николас, что нужно знать об этом человеке. Он не хотел ставить под сомнение святость введенных им правил, не мог поступиться своим положением или богатством – даже ради той, воспоминания о которой продолжали терзать его. Сердце Сайруса Айронвуда закалилось в кремень, из которого высекалась только жгучая ярость. Это позволяло ему интриговать без пощады: украсть молодую женщину из дома, толкнуть на многолетний поиск, в конце которого ее не ждало почти ничего, кроме безумия.
– Вы не можете всерьез этого просить, – с трудом выговорил Николас. И, борясь с желанием сжать челюсти, добавил: – Она может лишиться жизни. Вы просите ее об огромном риске, а гарантом ее возвращения домой служит лишь ваше слово.
Этта из двадцать первого века. Этта из далекого необозримого будущего. Этта с сердцем пиратки. Эта астролябия уже забрала три жизни, и теперь он требовал, чтобы она пожертвовала и своей.
Сайрус уставился на него:
– Разве она проявила себя непригодной для выполнения этой задачи? У нее есть побуждение и возможности пройти этим путем, и она не рискует пересечься сама с собой, в отличие от большинства остальных путешественников. Я едва ли требую больше, кроме благоразумия по отношению к нашей семье, ну, да за этим легко проследить, уведомив стражей во времени присмотреть за ее появлениями, отмечать ее прибытия и отправления через проходы.
Этта бы считала, что действует самостоятельно, не додумавшись, что у старика, как мифического Аргоса, глаза разбросаны по всему телу времени. Будет ли лучше или хуже для Роуз, задумался он, использовать другие неизведанные и неизвестные проходы, кроме того, что располагается через дорогу в лагере Королевской артиллерии? Она сможет путешествовать без вмешательства стражей, присматривающих за проходом, но если что-нибудь случится – она поранится или еще хуже, – кто ей поможет?
– Это задача вашей семьи…
– Нашей семьи, – поправил Сайрус.
Этот человек столько раз бил его по лицу, когда он был ребенком, что Николас научился различать его голос и уходить с дороги. Конечно, бесхребетник никогда не поднимал руку на Огастеса, своего отпрыска-чудовища, даже когда тот терроризировал всех вокруг.
– Джулиан – все, что у вас было в жизни, и все-таки вы послали его на верную смерть…
Сайрус стукнул кулаком по столу, заставив Николаса подпрыгнуть от удара.
– Я доверил его защиту тебе… и каждый день живу с последствиями твоего провала.
Едва ли. Обида Николаса обратилась вовнутрь, пока не охладила сердце. Он часто видел это во сне: последний проблеск надежды на лице Джулиана, прежде чем перчатка соскользнула с руки и он упал сквозь завесу дождя на скалы; всплески света, отраженные в белом мареве; трескучий грохот ближнего прохода, когда тот поглотил волну энергии, ознаменовавшую конец жизни путешественника. Он видел сны, омытые паникой и льдом, а Сайрус, как он считал, – лишь огнем и кровью.
В последний раз он стоял перед этим человеком, слабый от голода и истощения, отягощенный виной. Пришлось простоять несколько часов, рассказывая, что произошло. Смерть Джулиана обрушила проход, через который они прошли в Бутане, заставив Николаса разбирать бессвязный журнал путешествий брата, чтобы найти еще один проход в том году, и подобрать еще один, а потом еще, пока, наконец, он не нашел дорогу в год, где жил старик. На это ушло несколько месяцев, и, даже если бы у него остались силы, Николасу не хватило духу, чтобы остановить слова и кулаки, обрушившиеся на него, пока он не отключился, задыхаясь извинениями.
Теперь он не будет молчать.
– Мисс Спенсер – мой пассажир. Я обязан обеспечивать ее безопасность.
– Ты обязан мне, – напомнил Сайрус, – и только мне.
