Она не знала, сколько они прождали, – достаточно, чтобы она прислонилась к Николасу, прижавшись щекой к его голому плечу, и начала клевать носом. Голос вытянул ее из дымки утомления. Теплая надежная опора выскользнула из-под ее плеча – Николас, следивший за монахами, выпрямился, когда те покинули укрытие под аркой ворот и двинулись по мосту.
Этта потерла лицо, слушая их тихое бормотание и шаги по мокрым чавкающим джунглям. Она наблюдала за ними, пока монахи не нашли какую-то тропинку и листва не поглотила их. Всего десять. Николас подождал несколько секунд – вдруг из города выходили и другие, но просто отстали. Убедившись, что никого больше нет, он помог Этте подняться. Девушка перенесла немного веса на больную ногу.
– Все в порядке, – заверила она, когда он бросил резкий обеспокоенный взгляд в ее сторону. Она справится.
– Твоя мать, должно быть, опасное создание, – сообщил Николас Этте, взяв ее за руку, чтобы помочь перебраться через поваленное дерево, и уже не выпустив. – Революция, мировая война, далекие джунгли… страшно представить, что будет дальше.
– Париж, – выдохнула девушка. Она так ясно видела изображение Люксембургского сада, что почти чувствовала сладость трав, деревья, бесконечные клумбы. После дождя джунгли источали сильнейший запах гнили. Под покровом облаков рано подкралась ночь, растопырив пальцы над и без того темным небом. Как мама или ее семья были связаны с этим местом?
– Боже милостивый. Дай угадаю: Французская революция? Царство террора? – Он потер переносицу. – Не уверен, что готов сложить голову во время этих поисков.
Этта понятия не имела, но, судя по ужасающей гонке, в которой они участвовали, она бы не удивилась, если бы в качестве трудности для преодоления мама подбросила гильотину.
Она в какой-то степени понимала, что суть была в том, чтобы сбить преследователей со следа, но… они это всерьез?
Девушка потянула спину, руки. Если ее матери хватило сил это проделать, она тоже сможет.
«О доме, – мысленно напомнила она себе. – Думай о доме. О маме и… о чем?»
– Уж не предвкушение ли я вижу на твоем лице? – спросил он со слабой понимающей улыбкой.
Увидев ее, девушке стало теплее: она все еще чувствовала мягкие прикосновения его губ.
– Я не… особо против, – впервые призналась она. Их возможности – способности – были волнующими, невероятными, ужасными и прекрасными и заставляли сердце пускаться вскачь. Впервые за долгое время она почувствовала в себе силы выйти за пределы мирка струн, конкурсов и бесконечных репетиций. То, что она зашла так далеко и оставалась жива, заставляло ее чувствовать себя умелой и сильной; а мысль, что теперь все эти скрытые эпохи, стоит только пожелать, могли раскрыться перед нею, как колода карт, будила неукротимое любопытство.
Он целовал меня.
Она целовала его.
И это не было случайностью. Не было мимолетным опьянением от облегчения, не совсем. Все казалось таким же естественным и привычным, как и то, что он держал ее сейчас в своих руках. Девушка подсознательно чувствовала, что они к чему-то подбирались, и была только рада, что это было то самое «что-то», чего она хотела. И может, она в самом деле пиратка, потому что готова драться, как безумная, прежде чем добровольно отдать сокровище, которое только что нашла.
Этта взглянула на Николаса, вбирая его решительный профиль, и на ум ей пришла одна мысль, не желающая уходить. Простое четкое решение, отчаянно к ней привязавшееся.
Если Сайрус накажет Николаса за то, что тот позволил ей уйти с астролябией, то… возможно, ему стоит отправиться с ней, чтобы этого избежать. Перенестись в будущее, получив доступ ко всем современным чудесам, которые она считала естественными; найти работу, пойти учиться и…
Никогда не увидеть Чейза и капитана Холла. Семью, созданную себе своими руками. Никогда не получить корабль, о котором он так отчаянно мечтал.
Этта знала: желать, чтобы Николас отправился с ней, – эгоистично, и да, в основном она лишь хотела убедиться, что он будет в безопасности. Но она не была готова больше никогда его не увидеть, никогда не узнать, что с ним стало, никогда не услышать тот тихий стон, который он испустил, поцеловав ее. Этта ни в коем случае не обманывалась, будто в ее век царила расовая утопия, и у него ни разу не возникнет проблем из-за цвета кожи, но все-таки в двадцать первом казалось получше, чем в восемнадцатом. Там он мог бы жить жизнью, будучи полноправным ее хозяином.
Протяжно выдохнув, она потянулась коснуться его руки, по-прежнему помогающей ей идти по скользким ото мха камням.
Ты не можешь решать это за него. Только за себя.
Дом маячил прямо по курсу. Дом был Нью-Йорком, дебютом, мамой, Элис и…
Воздух стал холоднее, чем до ливня, она поежилась, и чуткий Николас притянул ее к себе, пока они шли по тропинке к темной арке каменных ворот. Этта обернулась к огромному лику, взирающему сквозь заросли, проросшие через полости и трещины в камне. Слои камня, из которого были высечены остроконечные пики башни, охватывали друг друга, словно лепестки лотоса.
– Давай немного отдохнем, – сказал Николас, когда они зашли под прикрытие арки ворот.
Дождь все еще накрапывал – плевался, как всегда говорила Элис, – а деревья и строения буря уже промочила насквозь. Ей хотелось улучить минутку, чтобы попробовать отжать платье, но… и идти тоже хотелось. Этта понимала – так, как никогда раньше, – что время обладало неподдельной ценностью. Да, понимала. Но почему же какая-то маленькая потаенная часть ее была благодарна каждой задержке, хотя бы минутной? Возможности хоть секундочку просто побыть рядом с ним, почувствовать его кожу своей, услышать его мысли. Этта не знала, когда пришло осознание, словно бы все это время нависавшее над ней, ожидая, когда же его заметят, и вот теперь накрывшее с головой: чем раньше они найдут астролябию, тем раньше распрощаются. И он столько раз повторял, что не собирается путешествовать после этого, а значит, они распрощаются навсегда.
Прекрати.
– Надо идти дальше. – И перестать думать о невозможном. Перестать увиливать, потому что не готова отпустить… чем бы это ни было.
Мама. Чем больше Этта обдумывала свой заведомо провальный план, тем яснее понимала, что должна провернуть его раньше, чем закончатся семь отведенных им дней. Ей понадобится элемент неожиданности, чтобы вернуться в будущее и сбить маму с опасного пути, – не говоря уже о дополнительном времени, чтобы выяснить, где ее держат.
– Этта, пожалуйста, – проговорил Николас. – Знаю, мы теряем время, но тебе нужно поесть, а мне – убедиться, что поблизости никого нет. Я найду проход. А ты позаботься о своей… ране.
Мольба в его голосе стерла протест с ее губ. Но когда он шагнул прочь, окидывая город пристальным взглядом, она в отчаянии поймала его за запястье.
– Я не хочу расставаться, – сказала она. – Останься, пожалуйста. Я отдохну и поем за несколько минут, и мы сможем пойти искать проход вместе.
