Я шлепнул ножкой стула по левой ладони, да так сильно, что ее обожгло.
– То-то и оно.
– Тебе нужен фонарик?
– У меня его нет. То есть он есть, но я оставил в нем батарейки на всю зиму, и они позеленели и заржавели. Собирался сегодня купить новый.
Я включил свет на площадке. Как и зеркало, лампа освещала лишь первые несколько ступенек. А выше истертый коричневый фетр поглощала кромешная тьма.
– Давай, вперед, – подбодрила меня Лиз.
– Хорошо, хорошо. Я думаю, что делать, если я найду ее.
– Ударить ножкой стула, конечно же.
– А если она прыгнет на меня?
– Ударишь выше, только и всего.
Подумав секунду, я решился:
– Да, ты права. Это всего лишь крыса. Большая волосатая крыса, типа генерала Дурмана из «Обитателей холмов»
[23]. А что касается крика, то все звуки ночью кажутся в десять раз громче.
Я наклонил голову и поднялся на первые три ступеньки – те, что были освещены. Я добрался до точки, откуда мог сквозь балясины перил заглянуть на чердак. Я смутно различил очертания знакомых предметов. В одних узнавалась накрытая простынями мебель, в других – груды одежды. В темноте трудно было разглядеть что-то еще. Я обернулся к Лиз и прошептал:
– Там ничего нет. Похоже, это был голубь.
– Подожди немного, – подбодрила меня Лиз.
Я принюхался и огляделся. Казалось, запах гари полностью улетучился. Глаза начали привыкать к темноте, и я рассмотрел завитки стоячей вешалки и тусклое мерцание зеркала.
Я уже собрался спуститься назад, как вдруг раздалось электрическое потрескивание, и весь чердак на долю секунды озарился ослепительным голубым светом.
– Дэвид! – позвала Лиз. – Дэвид, ты в порядке?
Я не сразу смог ответить. Не понимал, что увидел. В момент этой короткой ослепительной вспышки оно было похоже на ребенка – маленькую девочку в длинной ночной рубашке, застигнутую светом врасплох, когда она пересекала чердак. Белое овальное лицо было обращено ко мне, и, судя по выражению глаз, она тоже видела меня.
– Дэвид? – повторила Лиз.
– Не знаю. Я не уверен. Похоже, я что-то видел.
– Дэвид, спускайся.
– Нет, я точно что-то видел. Это вовсе не крыса. Это маленькая девочка.
– Маленькая девочка? Что, спрашивается, маленькая девочка делает на чердаке посреди ночи?
Я напряг глаза. Вспышка настолько ослепила меня, что я больше не мог различить ни вешалки, ни зеркала.
– Кто тут? – крикнул я, стараясь, чтобы голос звучал ободряюще, а не сердито. – Есть тут кто-нибудь?
Тишина затянулась.
– Есть тут кто-нибудь? – повторил я.
– Ты словно проводишь спиритический сеанс, – нервно пошутила Лиз.
Я смотрел и прислушивался. Но различал лишь обычные ночные звуки.
– Может, и провожу.
– Спускайся, – настойчиво позвала Лиз.
Я подождал минуты две-три. Позвал еще несколько раз, но больше не было ни вспышек света, ни криков, ни следов маленькой девочки. Только я собрался уходить, как услышал тихий вкрадчивый шорох в дальнем конце чердака, но это могло быть что угодно. Я осторожно спустился по крутой лестнице, стараясь не показывать страх. Закрыл за собой дверь.
– Что это такое, по-твоему? – спросила Лиз.
Я покачал головой. Не знаю. Никогда не знал. И не хотел знать.
– Возможно, просто какое-то электрическое возмущение. Мы недалеко от моря, может, это молния. Спрошу в деревне насчет громоотвода.
– Не хочешь выпить чаю? Ты весь дрожишь.
– Да… Тебя бы тоже затрясло.
– Ты в самом деле думаешь, что видел маленькую девочку?
– Это было похоже на маленькую девочку. Но, с другой стороны, это мог быть и стул с высокой спинкой, накрытый простыней. Я так разнервничался, что мог и перепутать.
Но я видел ее лицо. Ее растерянное и встревоженное лицо. Измученное и бледное.
Мы с Лиз спустились на кухню. В небе появился бледный намек на восход солнца. Я сел за кухонный стол, а Лиз поставила чайник.
– Может, там на чердаке дети, – предположила Лиз. – Может, они устроили там лагерь.
– Да, а может, я Чингисхан. Как они проникают в дом незамеченными? Будь это действительно дети, они не стали бы устраивать такой грохот. Разве они хотят, чтобы их обнаружили?
– Ты не будешь возражать? – спросила Лиз, бросив мне в чашку круглый пакетик чая и размешивая его пальцем. – Ой, горячо.
– Возражать, если что?..
– Возражать, если окажется, что это действительно дети? Может, это просто местные дети, которые прячутся от своих родителей.
Я взял кружку, но пришлось дуть на чай пару минут, прежде чем я смог отпить.
– Не знаю, – ответил я. – Я бы не возражал, если бы они перестали устраивать бардак и не мешали спать по ночам.
Лиз села напротив меня. Себе она заварила такой крепкий чай, что его цвет больше напоминал кофе.
– Понимаю, – сказала она. – А не устроить ли им ловушку?
– Ловушку? Какую ловушку? Если там дети, мы же не хотим, чтобы они пострадали.
– Конечно, они не пострадают. Что нам нужно сделать – так это расстелить на полу бумагу и посыпать ее сажей или тальком. Если они наступят на нее, то оставят следы. Мы делали так в школе, чтобы определить, не залазит ли кто-нибудь к нам в комнаты.
– Думаю, можно попробовать.
Когда мы сидели и пили чай, у меня было ощущение, будто Фортифут-хаус охватила дрожь. А еще мне показалось, что я услышал отдаленный детский крик. Но, когда прислушался, все стихло. Стояла та странная тишина, которая наступает, когда поезд уносится за пределы слышимости.
Мне все привиделось, подумал я. Померещилось. Но, когда я подошел к раковине, чтобы сполоснуть кружку, мне показалось, что в саду мелькнула тень. Только это была совсем не тень, а человек в высокой черной шляпе, поспешно спрятавшийся под сенью высоких дубов. Словно он опасался за свою жизнь, боялся обернуться и взглянуть на преследующего его жуткого хищника.
6. Охотник за головами
Раздался бодрый «почтальонский» стук в дверь кухни. Я оторвался от «Дейли телеграф». Дэнни поднял глаза от миски с медовыми колечками, на щеке у него отражался изогнутый блик от ложки.
Это был крысолов Гарри Мартин. Он, видимо, спешил, и лицо его раскраснелось, а дыхание сбилось. На нем был твидовый костюм в елочку, в руке – мягкая твидовая шляпа. На плече висела большая кожаная сумка на пряжках, с выжженными инициалами Эйч Джей Эм.
