– Гарри умер, – наконец произнес я.
– Да. Детектив уже сказал мне. Поверить не могу.
– Сержант Миллер считает, что это несчастный случай.
Лиз нахмурилась.
– Правда? Он постоянно повторял, что это несчастный случай.
– Наверное, не хочет особо распространяться, поэтому и говорит так. Если он попытается рассказать кому-нибудь из своих коллег, что на чердаке творится что-то несусветное, его примут за сумасшедшего.
– Что он собирается делать дальше? И что мы будем делать? Мы же не сможем жить в доме с каким-то монстром на чердаке?
Я оглянулся на высокую черепичную крышу Фортифут-хауса. Хотя лужайки были залиты ярким солнечным светом, на крышу падала тень проплывавшего мимо облака. Поэтому здание выглядело неприветливо и зловеще. Как будто оно цепко вобрало в себя все зло, которое смогло притянуть. Я мог поклясться, что видел бледное овальное лицо, глядящее на нас из окна последнего этажа. Но знал, что если подойду к дому или сменю точку обзора, то окажется, что это всего лишь зеркало, или блик на оконном стекле, или рисунок обоев в комнате.
Больше всего меня беспокоила форма крыши. Она представляла собой весьма своеобразную геометрическую конструкцию, пренебрегавшую всеми законами перспективы. Западный скат, находившийся дальше от нас, казался выше, чем восточный, который был к нам ближе. Когда вновь выглянуло солнце и осветило южную сторону крыши, вид ее полностью изменился. Юго-восточный водосточный желоб выглядел так, будто был выгнут наружу, а не внутрь, словно вся крыша была сконструирована по принципу шарнирной раскладушки, и ее форму можно менять по желанию.
От этого зрелища меня затошнило. Тяжелое ощущение, вызывающее головную боль, как после долгого кружения на ярмарочной карусели.
– Ты в порядке? – спросила Лиз. – У тебя лицо посерело.
– Я в порядке. Думаю, это от шока.
– Может, тебе нужно немного полежать?
– Я в порядке. Ради бога, не стоит волноваться по пустякам.
– Знаешь, ты не должен винить себя. Он пришел сюда по своей воле.
– Знаю, но все равно.
Она положила ладонь на мою руку.
– Знаешь, ты мне нравишься, – сказала она, и это прозвучало невероятно откровенно. – Тебе не о чем беспокоиться. И если хочешь, чтобы я с тобой спала, я согласна.
Я наклонился и поцеловал ее в лоб:
– Думаю, с этим проблема.
– О, понимаю. Любишь завоевывать женщин, да?
– Я не это имел в виду, – возразил я.
Хотя да, я имел в виду именно это. Она нравилась мне, я был от нее без ума. Но сейчас этого было недостаточно. Я должен был доказать себе, что способен позаботиться о собственной безопасности.
Дэнни бежал по травянистому склону к ручью, раскинув руки в стороны и изображая гул самолета.
– Смотри не упади в воду! – крикнул я.
Не знаю, слышал он меня или нет. Вытянув руки, он перепрыгнул через ручей, но умудрился потерять равновесие и попал одной ногой в воду. Как ни в чем не бывало, он побежал дальше, хотя я даже отсюда слышал, как чавкает его промокшая сандалия.
– Твой сын это нечто!.. – улыбнулась Лиз.
– Надеюсь, он не очень скучает по матери.
Мы смотрели, как Дэнни перелез через стену кладбища и стал бегать вокруг надгробий, имитируя звук пулемета:
– Та-та-та-та-та-та!
– Думаю, тебе пора приступать к ремонту, – сказала Лиз. – Я выхожу на работу завтра.
Я снова посмотрел на Фортифут-хаус. Мысль о том, чтобы заняться его покраской и отделкой, пока эта тварь продолжает сновать по чердаку, привела меня в замешательство. Впервые у меня возник соблазн бросить все, связаться с агентами по недвижимости и сказать, чтобы они забыли об этом доме. Единственная проблема заключалась в том, что мне выплатили гонорар за первый месяц авансом. Деньги я уже потратил, и вернуть их не представлялось возможным. Разве что выполнить работу, за которую мне заплатили. Еще я потратил часть денег, выделенных мне на покупку краски и материалов. Этот факт, если о нем станет известно, вызовет большое недовольство.
Похоже, единственная возможная альтернатива – это переселиться.
Лиз потянула меня за рукав.
– Смотри, – сказала она. – Кто это?
Взглянув на кладбище и часовню, я увидел Дэнни, мелькавшего среди надгробий. Но на кладбище был еще один ребенок. Девочка лет девяти-десяти, темноволосая, в длинном белом платье, сиявшем в лучах утреннего солнца. Она стояла у дверей часовни, будто только что вышла оттуда, хотя они были плотно закрыты у нее за спиной. В руках она держала что-то вроде гирлянды из маргариток.
– Наверное, местный ребенок, – предположил я, прикрывая глаза рукой.
Но что-то во внешности этого «местного ребенка» меня насторожило. И дело было не только в странном длинном белом платье. Хотя местные дети обычно носили флуоресцентные шорты-бермуды и футболки с черепашками-ниндзя. Вид у девочки был какой-то болезненный. Глубоко запавшие глаза казались черными пятнами, а лицо было таким бледным, что даже отливало зеленым.
Дэнни продолжал «летать» в дальнем углу кладбища, широко раскинув руки. Он кружил, постепенно приближаясь к девочке. Заметив ее, опустил руки и остановился. Я увидел, что они разговаривают.
– Что-то у нее не очень здоровый вид, правда? – отметила Лиз.
Я поставил пиво на ограду и встал. Дэнни с девочкой были слишком далеко, чтобы я мог отчетливо видеть их лица и слышать, о чем они говорят. Но вдруг я запаниковал, словно неожиданно вывернул на себя пиво.
– Дэнни! – позвал я и направился к часовне.
Дэнни оглянулся на меня, а потом продолжил разговор с девочкой.
– Дэнни! – крикнул я снова и, ускоряясь, перешел на бег. – Дэнни, иди сюда!
Миновав солнечные часы, я стал спускаться к ручью. Позади что-то крикнула Лиз, но из-за свиста ветра в ушах и своего учащенного дыхания я не разобрал, что она сказала.
Только когда, добежав до ручья, я поднял глаза на часовню, я понял, о чем она хотела меня предупредить. Из дверей часовни появилась мужская рука – белая манжета, черный рукав – и легла на плечо девочки. Девочка оглянулась и подняла голову. Похоже, она что-то говорила, но я ничего не мог разобрать. Дэнни отступил на два шага назад, потом еще. Потом быстро попятился, едва не споткнувшись в спешке о надгробие.
Я бросился через ледяной ручей. Камыши хлестали по ногам. Вскарабкался на поросшую мхом стену и упал в высокую траву кладбища.
– Дэнни! – закричал я.
Он стоял чуть поодаль, опираясь рукой на могильный камень. Обернулся и очень серьезно на меня посмотрел:
– Я здесь, папа.
