Я пошел назад, на набережную. Но успел сделать всего шагов шесть или семь, как мне в ноздри ударил запах морской воды, нефти и свежевыпотрошенного человеческого тела, в котором смешались смрад уксуса, сточных вод и крови. Желудок у меня сжался. Я сложился пополам, и меня стало выворачивать наизнанку. Я долго простоял, упершись руками в колени, с текущей из носа слизью, пока не нашел в себе силы вернуться в кафе.
Сержант Миллер вошел в кухню, остановился под потолочным светильником и уставился на меня так же, как накануне я уставился на свою разбитую машину. Усталыми глазами человека, которого уже ничем не удивить.
– Это просто какой-то трындец, – сказал он.
– Да уж, – согласился я. – Хотите выпить?
– Нет, спасибо, но я не отказался бы от чашки чая, если можно.
Я встал и включил чайник. Миллер выдвинул стул, сел за кухонный стол и раскрыл свой блокнот. Он делал записи мелким почерком, пользуясь авторучкой, которая в те дни выглядела уже каким-то раритетом.
– Две смерти за два дня, – отметил он. – Две безобразные смерти.
– Знаю, – кивнул я. – До сих пор я ни разу не видел мертвого человека.
– Везет вам, – сказал детектив сержант Миллер. – В последний раз вы видели миссис Кембл, когда обедали?
Я кивнул:
– Она вела себе как обычно. Мы говорили о Фортифут-хаусе и о давних временах. Она была буквально одержима этой темой. Нет-нет, «одержима» – неправильное слово. Скорее, встревожена. Она говорила, что, когда была девочкой, ее мать прибиралась в доме. И рассказывала о нем разные истории. Мне показалось, она была в хорошем настроении.
– Вы видели здесь кого-то еще? Кого-то подозрительного?
Молодой мистер Биллингс в черной шляпе, очень бледный, скрывающийся в тени деревьев. Но как я мог сказать детективу сержанту Миллеру, что видел призрак? И что этот призрак причастен к смерти миссис Кембл? Да, детектив сержант Миллер был человеком открытых взглядов. Он даже готов был поверить в сверхъестественное. Но, если я начну рассказывать ему про галлюцинации и видения, ему ничего не останется, кроме как подозревать меня самого. Убийство в состоянии невменяемости. И я всю жизнь проведу в Бродмуре, вместе с психопатами, убийцами и прочими ненормальными.
– Вокруг было очень тихо. Только мы и больше никого. Ну и тот парень, который приходит сюда каждый день ставить сети.
– Да, я уже поговорил с ним.
Тут засвистел чайник. Я бросил в кружку чайный пакетик и залил кипятком.
– Мне без сахара, – сказал сержант Миллер, продолжая писать.
– Уже известна причина ее смерти? – осторожно спросил я.
– Мы не можем сказать ничего определенного, – ответил он, не поднимая головы. – Так всегда бывает, когда крабы добираются до мягких тканей. Но обе руки у нее сломаны в локтях, вот почему она держала руки как кузнечик. Первый и второй шейный позвонки тоже сломаны. Пока мы не имеем ни малейшего представления, как она получила эти травмы. Но я думаю, можно с уверенностью сказать, что обстоятельства ее смерти не указывают на естественный характер.
– Какой интересный полицейский жаргон, – сказал я.
– О… Нас научили этому в Маунт-Браун
[32]. Когда я служил еще в полиции графства Суррей.
– Почему переехали?
Он закрыл блокнот.
– Думал, что здесь будет спокойнее. Звучит как ирония, да? Моя жена решила, что здесь чересчур тихо, и бросила меня. И вот у меня две насильственные смерти за два дня.
– Разве у вас больше нет ко мне вопросов?
– В этом нет необходимости. Сосед миссис Кембл видел ее живой после вашего с Дэнни ухода, а преподобный Пикеринг подтвердил, что вы были у него. Поскольку вы не способны находиться в двух местах одновременно, вы не могли вернуться и причинить миссис Кембл какой-либо вред.
Миллер допил свой чай маленькими глотками. Затем встал, поставил кружку в раковину и сказал:
– Возможно, мне придется еще вернуться. Вы же никуда не уезжаете, как я понимаю?
Я был уверен, что услышал за плинтусом тихий шорох. Интересно, слышал ли его детектив сержант Миллер?
– Нет, – ответил я. – Я никуда не уезжаю. Вы же видели, в каком состоянии моя машина.
– Я думал об этом, – сказал Миллер, когда я провожал его к выходу.
– На все воля Божья.
Он хмыкнул:
– Очевидно, ваш Бог был очень разгневан.
Когда он уходил прочь, я снова услышал у себя за спиной этот звук. Ширк-ширк-ширк.
11. Сад вчерашнего дня
Около восьми часов позвонил преподобный Деннис Пикеринг и сказал, что немного задержится. Возникли некоторые разногласия между прихожанками насчет того, кто будет украшать церковь к Празднику урожая.
– Боюсь, что некоторые мои дамы настроены очень решительно. Прямо как валькирии.
Я стоял в коридоре, глядя одним глазом на фотографию «Фортифут-хаус, 1888 год». Сейчас молодой мистер Биллингс находился посреди лужайки, всего в нескольких ярдах от того места, где лежала его тень. Рядом с ним виднелась маленькая темная фигура, которая могла быть чем угодно. Пятном на негативе, чернильной каплей, тенью. Или Бурым Дженкином, той крысой, которая носилась по Фортифут-хаусу в поисках… чего? Что она искала? На чердаке не было пищи. И не было следов того, что крысы грызли мебель, делали гнезда из старых газет или пытались проникнуть в кладовку.
Если Бурый Дженкин был крысой, то весьма странной. Мы оставляли на ночь сыр на кухне, но его никто не тронул. Никто не пытался ограбить кладовую. Хотя, следует признать, там в основном хранились банки с тушенкой и спагетти «Хайнц». Либо Бурый Дженкин был вовсе не крысой, либо это была крыса, предпочитающая другую еду.
Мы тихо поужинали лазаньей и салатом и допили вино. Дэнни клонило в сон, и в четверть десятого я отнес его в комнату, помог ему умыться и почистить зубы. Когда я укладывал его в кровать, он сказал:
– Крабы же не ходят по земле, правда?
Я покачал головой:
– Скорее всего, нет.
– Можно не выключать свет?
– Конечно, если хочешь.
– Крабы же не заберутся в дом, правда?
– Нет, не заберутся. Им нужно оставаться в воде, иначе они погибнут. Послушай. То, что ты видел, ужасно, но крабы не убивали миссис Кембл. Она сломала себе шею. Наверно, споткнулась о камни. Крабы не разбираются в сортах мяса. Они едят мертвых птиц, мидий, все что угодно. Таковы законы природы. Да, иногда они бывает жестокими.
Я пригладил ему волосы и поцеловал в лоб.
