– Ты собираешься звонить в полицию? – спросила Лиз.
Я повернулся:
– Какой в этом смысл? Что я им скажу? «Викарий был только что убит сто лет назад»?
– Тогда я скажу им!
– Да ну? А они спросят, где он был убит.
– А где он был убит?
– В гостиной. А потом они спросят, кто его убил, и ты скажешь, что это сделало крысоподобное существо. А потом они спросят, когда он был убит, и ты скажешь – в 1886 году. И, кстати, мы привели оттуда сироту, которая никогда не видела самолетов, стеклопакетов, батончиков «Марс». И которая никогда не слышала о «Бэш Стрит Кидз»
[57] и о «Черепашках-ниндзя».
Лиз медленно намыливала себе грудь. Она остановилась и молча посмотрела на меня.
– Извини, – сказал я. – Но, если я сам едва могу поверить в это, чего ожидать от полиции? Мы не сможем предъявить даже пятнышка крови на ковре, не говоря уже о теле.
– Даже если вернемся туда через лаз?
– О, нет! – воскликнул я. – Туда мы больше не пойдем. Люк закрыт и останется закрытым.
– Но, может, у нас получится забрать тело викария. Его еще не успели похоронить. Тогда мы докажем его смерть. Докажем, что он был убит и что это не наших рук дело.
– Нет, – ответил я. – Мы не полезем туда, и точка.
Говорить было больше не о чем. Сегодняшние события окончательно убедили меня, что наш отъезд из Фортифут-хауса давно назрел. Что бы здесь ни происходило, это вышло из-под моего контроля и не имело ко мне никакого отношения. Даже если викарий, крысолов и хозяйка кафе были убиты умышленно. И даже если Чарити и остальные сироты Фортифут-хауса находились в смертельной опасности.
Я надел пижамные штаны и тихо открыл дверь спальни. Из комнаты Дэнни доносились голоса – Дэнни и Чарити разговаривали. Это называется «спят без задних ног». Я осторожно прошел по коридору, стараясь не скрипеть половицами, и прижался ухом к двери.
– …в Уайтчепеле, когда я была маленькой. Потом миссис Лейтон нашла меня и отвела к доктору Барнардо. А потом доктор Барнардо отправил меня сюда.
– Нет… родителей? – раздался голос Дэнни.
– Наверное, были когда-то, но я их не помню. Иногда мне кажется, что я помню мамино пение и вижу ее черные ботинки на пуговицах. Хотя, возможно, мне все это приснилось.
– Тебе нужно будет… вернуться назад?
– Я не думала об этом. Я не понимаю, что происходит. Я думала, что я все еще здесь. Но я же не здесь? В смысле это тот же самый дом, но здесь нет никого из моих друзей, и все какое-то странное.
Я слушал их разговор еще какое-то время и был поражен, как быстро они перешли к игрушкам и играм. Дэнни пытался объяснить Чарити, что такое трансформер:
– Это робот, только еще и космический корабль.
– Что такое ро-бот?
– Это человек, сделанный из металла. Только ты делаешь чик-чик-чик, и он превращается в межгалактический звездолет.
– Во что? – хихикнула Чарити.
Услышав смех, я осознал, что поступил правильно, спасая ее. И мое решение защитить ее было более чем оправданным. Неважно, какой ценой.
Когда я вернулся, Лиз уже была в кровати. Она сидела, подперев голову рукой, и читала «Нарцисс и Златоуст» Германа Гессе. Я забрался в постель рядом с ней и какое-то время наблюдал, как она читает.
– Тебе действительно это нравится? – спросил я.
Она улыбнулась, не глядя в мою сторону:
– Вот, послушай: «Поверь мне, я бы в тысячу раз охотнее погладил не ее, а твою ножку. Но она ни разу не приблизилась ко мне под столом и не спросила, люблю ли я тебя». Знаешь, о чем он говорит? О ногах
[58].
– Дети еще не спят, – сказал я. – Они разговаривают. Кажется, они хорошо ладят.
Какое-то время Лиз молчала, затем закрыла книгу:
– Что ты собираешься делать дальше, Дэвид? Ты же не собираешься оставаться здесь? Если этот Бурый Дженкин убивает людей…
– Не беспокойся, – сказал я. – Я уже принял решение.
– Это меняет дело.
– Я принял твою критику близко к сердцу, если хочешь знать. Ты была права, я пускал все на самотек. Я уверен, что если соберусь с духом и буду принимать твердые решения, то постепенно стану все меньше думать о времени, проведенном с Джейн. Теперь я вижу, что это время осталось в прошлом, даже если я не принимаю никаких решений. Даже если лежу весь день в постели и абсолютно ничего не делаю.
– И что ты собираешься делать?
– Отвезу Дэнни и Чарити к моей матери в Хорли, потом вернусь и сожгу этот дом дотла.
Лиз изумленно уставилась на меня:
– Что ты сделаешь? Ты не сможешь это сделать!
– Смогу и сделаю. Этот дом охвачен бесовщиной или проклят. Называй как хочешь. Я не знаю, что замышляют молодой мистер Биллингс и Кезия Мэйсон. Не знаю, что представляет собой Бурый Дженкин или кто такой Мазуревич. Не знаю, что случилось со старым мистером Биллингсом, кроме того что его ударило молнией. Но все это место кишит призраками, тревожной возней и стонами. И бог знает чем еще. Теперь еще и Деннис Пикеринг мертв. Так что хватит, нужно положить этому конец.
– А если тебя поймают?
– Меня не поймают. Я даже не потеряю зарплату. Просто скажу, что от паяльной лампы загорелась оконная рама, а потом и весь дом. Боже всемогущий, давно кто-то должен был это сделать.
– Дэвид, этот дом имеет историческую ценность. Ты не можешь сжечь его.
– Живые люди гораздо важнее исторических памятников. И люди, которые должны быть мертвы, но продолжают жить… они тоже гораздо важнее исторических памятников.
Лиз положила книгу на одеяло и легла на подушку. С каждой минутой меня тянуло к ней все сильнее. Мне нравилась ее по-детски курносая мордашка, округлости ее тела. Ее чистый мыльный запах. Единственной загадкой для меня оставалось то, что она думает обо мне и почему осталась. Иногда она была замкнутой и нетерпимой. Иногда безжалостно критичной. Иногда забавной. Иногда страстной. Но всегда казалось, будто она смеется над шуткой, которую я до конца не понял. И будто занимается любовью в своем воображении, не разделяя со мною чувств. Она уже несколько раз делала мне минет. Как минимум пару раз, когда я спал. Всякий раз ее голова была повернута ко мне затылком, и она глотала мое семя, не проявляя ни страсти, ни эмоций, ни удовольствия.
– Подумай об этом завтра, – сказала она.
– Я много думал об этом, и сейчас уже завтра.
– А как же я?
– Я найду тебе жилье.
