– Пока в безопасности, – ответил он.
– Что нам известно?
– Ничего.
– Со всеми связались?
Лежек кивнул. София заметила, что он в панике.
– Сейчас вы с Альбертом должны успокоить семью и друзей. Мы не хотим, чтобы они начали вас искать. Скажите им что-нибудь правдоподобное.
Лежек еще не закончил.
– Тот, кто все это делает, преследует конкретную цель. И он будет убивать для ее достижения. Понимаешь?
– Да, – тихо ответила София.
– Поэтому с этого момента ничто не должно делаться по-дилетантски. Все проходит через меня и Хасани.
* * *
Деревянный пол скрипел, когда она шла к комнате Альберта.
Андрес и Фабьен ничего не знали: они бегали кругами и гонялись друг за другом без штанов, катались по отполированному паркету. Они веселились, их радостные крики звучали отдаленным гулом, в какой бы части квартиры ни находился человек.
Альберт сидел на своей кровати, вытянув ноги. София вошла к нему в комнату и села на край кровати. Он ждал, что она скажет что-нибудь. Но София просто взяла его руку. Наклонилась и обняла, крепко прижав к себе.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
– И я люблю тебя, мама.
* * *
На улице Мэстер Самюэльсгатан серебряные и золотые вывески с названиями компаний на воротах. Коен нажал на все кнопки домофона, кроме одной. Дверь зажужжала, и он вошел. Скрипящий лифт довез его до третьего этажа. Он постучал в высокую белую дверь, и ее открыл мужчина, который находился в бегах. Коен узнал его по фотографии.
– Эрнст Лундваль? – расслабленно спросил он.
– Нет, – ответил Эрнст.
– А вот и да, – сказал Коен, показывая автомат под курткой.
Эрнст сделал шаг назад, Коен вошел и закрыл дверь.
– С тобой хочет встретиться Ральф Ханке. – Он направил автомат на Эрнста. – Возьми с собой что-нибудь из вещей, – продолжил де Грааф и втолкнул Эрнста в квартиру.
14
Стокгольм
Майлза преследовало странное ощущение в животе. Колики, сказал бы он, если б был ребенком. Но детство давно кончилось, а с ним и время колик. Но что бы это ни было, причина заключалась в Санне, выступавшей сейчас на сцене.
Она исполняла последний на сегодня танец. Ингмарссон, как всегда, сидел в дальнем углу помещения, и ему казалось, что двигается она не так, как обычно. Без чувства и грации, просто устало и без энтузиазма.
Майлз не любил вечера. В это время приходили другие люди, те, кого здесь быть не должно. Сегодня заявились трое пьяных тридцатипятилетних в дешевых костюмах. Прозрачные бейджи, которые они получили на конференции, или на ярмарке или где там еще, свисали с шеи на лентах с рекламой. Парни базарили на диалекте города Эребру и гоготали над дурными шутками.
Майлз снова посмотрел на Санну. Да, наверное, она чувствовала то же, что и он, – не любила вечера, крестьян, пьянство и базар.
В клуб завалилась холостяцкая компания. Их тоже было трое, на вид покрепче. С собой они привезли пустую продуктовую тележку, и та с шумом катилась вниз по каменной лестнице. На будущем женихе – мокрая грязная футболка, поверх джинсов – подгузник для взрослых, а на голове презерватив, так сильно пережимавший лоб, что брови приобрели странную форму, а глаза широко открылись. Друзья жениха пили из горла финскую водку. Майлз предположил, что компания явилась сюда прямо с парома из Финляндии, все трое почти в бессознательном состоянии. Но, по крайней мере, они еще могли стоять. Жених агрессивно и невнятно выкрикнул что-то в пространство. Бутылка водки пролетела через помещение и попала одному парню из Эребру в голову. Тот упал, ударился лицом о край сцены и остался лежать. Вслед за бутылкой пронеслась продуктовая тележка.
Холостяки выбрали в качестве мишени двух оставшихся парней из Эребру, у которых не было ни единого шанса.
Когда бить парней стало невозможно, холостяки набросились на некоторых из беззащитных мужичков-извращенцев.
Ингмарссон собрался уходить, но остановился на полпути. Одному из мужичков крепко досталось от парней. Внутри у Майлза что-то щелкнуло. Может, повлияла беззащитность мужичков, тотальная несправедливость, а возможно, сам факт того, что произошедшее не должно было случиться.
И Майлз пошел дальше к выходу, говоря себе, что к этому не имеет никакого отношения. Но самообмана хватило всего на несколько шагов, потом он остановился и обернулся.
Мужичок лежал на полу, жених в презервативе пинал его.
Майлз был не в состоянии четко управлять своим телом, но вернулся быстрым шагом, сорвал презерватив с головы парня, схватил его за волосы и несколько раз ударил правым кулаком в ухо, скулу и висок. Удары были тяжелыми и ритмичными. У парня подкосились ноги, и он упал на пол. Майлз, не выпуская волосы из рук, наклонился к нему.
– Не женись, – сказал он.
Друг жениха, возможный свидетель, подошел к Майлзу – злой, пьяный, отвратительный. Ингмарссон швырнул его на пол и начал бить в лицо левой рукой. Покончив с ним, он собрался наброситься на третьего, но тот вел себя тихо. Просто стоял, пьяно покачиваясь, в дальнем конце помещения, пялился на Майлза и рукой показывал, что на сегодня хватит. Потом тяжело упал на стул, и его вырвало.
Ингмарссон помог мужичку встать и подняться по лестнице. Тот шепнул «спасибо», когда они прощались на улице.
Майлз зажег сигарету и сделал несколько затяжек. Блаженство. Что произошло только что? Он никогда так раньше не дрался. Как оказалось, это не трудно.
Он стал рассматривать костяшки на правой руке. Драться ему даже понравилось.
Уходя, Майлз зажал в губах сигарету и засунул руки в карманы пиджака.
Тут рядом появилась она. Санна выглядела так же, как на сцене, за исключением того, что была одета. Кроссовки, джинсы, кофта, пальто.
– Привет, – сказала она. Глаза у нее сверкали.
– Привет, – ответил он.
Они прошли пару шагов.
– Неприятная история.
– Согласен.
Санна держалась рядом с ним.
– Ты ведь постоянный клиент?
– Можно и так сказать, – ответил Майлз.
– На меня ходишь или просто?
– Просто, но ты классная.
– Ты глазеешь не так, как другие.
Теперь Майлз повернулся к ней.
– Ты серьезно?
– Куда ты сейчас? – спросила Санна.
После этих слов Майлз остановился, прямо на улице Регерингсгатан. Окруженный и окутанный стокгольмскими зданиями, он впервые в жизни увидел искру рая. Мир излучал что-то. Свет, который Майлзу довелось испытать ранее, был лишь слабым отблеском. Сейчас он мерцал посреди темной зимней ночи, как будто все предметы ожили, – золотистый блеск измерения, находившегося где-то в уголке сознания Майлза, на краю жизни.
