Санна сидела дома.
Без макияжа, в джинсах и кофте, она выглядела обыкновенно. Ему это нравилось. И не меньше он любил, когда она была одета как проститутка. Санна идеальна в любом виде.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, осторожно дотрагиваясь указательным пальцем до его ссадин на лице.
– Нормально.
Санна пыталась поймать его взгляд.
– Нет, неправда.
Он прилег на кровать, Санна села рядом. Майлз рассказал о спасательной операции и автокатастрофе. Санна перепугалась. Она тихонько потрогала его щеку. Мягкое прикосновение ослабило напряжение где-то внутри, и Майлз вздохнул.
Через четверть часа она стояла перед ним, держа одну руку на своем бедре, и красиво позировала, переодетая в горничную в чулках сеточкой и слишком короткой юбке. Груди были сильно сдавлены, губы – ярче, чем алая коммунистическая звезда. Наконец Санна повернулась и уверенно пошла в прихожую. Там она сорвала с вешалки одно из его бежевых пальто и набросила на плечи.
– Увидимся, – сказала она и исчезла.
Входная дверь с шумом захлопнулась.
Майлз слушал ее шаги на лестнице, пока они не стихли. Затем уставился в потолок. Авария снова напомнила о себе. Чувство удушья, ледяной и острый страх.
Ощущение близости смерти оказалось бесценным. Правда, ужасным во всех смыслах.
Музыка из радио на кухне, грустная и красивая, тоже причиняла боль, прорываясь в то, что Майлз пытался в себе подавить.
Он хотел было подняться с дивана – боль в ребрах проявилась немедленно. Еще попытка. Вскрикнув, Майлз встал, вышел на кухню и выключил чертово радио. Затем наклонился над раковиной и посмотрел вниз на ее дно, неприятно серебристое. Он тяжело и с трудом дышал, сердце билось быстрее и прерывистее. Доктор был прав – все мы испытываем тревогу…
Майлз нашел пластиковую баночку.
Обезболивающее.
Вслед за ним – транквилизатор.
Вслед за ним – снотворное.
Наступило искусственное спокойствие.
Майлз вытянулся на кровати: дыхание его стало глубоким и размеренным.
За стенами, выросшими из усталости и притупленных чувств, звонил телефон. Глаза закрылись.
Звонок телефона где-то далеко. Майлз погрузился в темное медикаментозное забытье.
Снова зазвонил телефон.
24
Стокгольм
София открыла глаза. Там, где она находилась, было темно; лицо закрывала ткань. София лежала на полу, руки замотаны скотчем за спиной. Что-то во рту… носовой платок. Ей удалось его выплюнуть. Голову пробивала головная боль.
– Альберт! – закричала она.
В дальнем конце квартиры звонил телефон.
– Альберт!!
Снова звонок. Теперь она его узнала. Трубка Йенса.
София тянула и дергала, но скотч держался крепко. Отчаянно крича и отталкиваясь от пола, она передвигалась спиной вперед, пока не уперлась в стену, толкнула себя вверх и встала на ноги.
Она на ощупь двигалась к прихожей. Там, на стуле, нашла ремень сумки, потащила ее за собой и вслепую быстро направилась в комнату Альберта.
У его кровати она упала на колени, наклонилась вперед – и нащупала одну лишь простыню. На ней никого не было.
– Альберт, – позвала София, хотя понимала, что его здесь нет. Альби…
Ей пришлось достать телефон, на случай если тот снова зазвонит: она просунула замотанные руки в сумку, щупала содержимое, рыская пальцами. Вот он. София осторожно вытащила трубку и положила за собой, так чтобы до нее можно было дотянуться.
Так она и сидела, подогнув под себя ноги, со связанными руками, слепая, не в силах больше ничего сделать.
Шло время. Ни шороха. София догадывалась, что наступила ночь. Подступили слезы, ее обуревал страх.
Телефон зазвонил снова.
София смогла нажать на кнопку приема вызова. Где-то далеко голос с помехами.
– Йенс, я не слышу тебя. Приезжай сюда!
Громко, почти крича, она продиктовала ему адрес и код от ворот, добавив:
– Они забрали Альберта! Меня связали!
София слышала его голос, но не могла разобрать слова.
– Не клади трубку! – орала она.
Он выполнил ее просьбу; его плохо различимый голос составлял ей компанию в течение двадцати минут, пока она не услышала, как открылась большая белая деревянная дверь и в квартиру вошел Йенс.
– Я здесь! – закричала София.
Сначала он развязал мешок, обмотанный вокруг ее шеи, помог ей снять его – теперь она снова могла дышать. Потом сел за ней и разрезал скотч, связывающий руки. София окинула взглядом комнату Альберта. Его вещи были на месте, но коляска исчезла.
– Ищи Альберта, – сказала она и встала.
София ходила из комнаты в комнату, опираясь на стены. Вещество, которое она вдохнула через платок, было по-прежнему активно; она с трудом сохраняла равновесие, боль сковывала лоб и шла вниз, к глазам. Женщина истерично обыскивала квартиру.
– София, здесь никого нет.
Йенс держался у нее за спиной.
В гостиной она остановилась.
– Сядь, София.
Она повернулась к нему.
– Зачем ты звонил мне?
Он не понял вопрос.
– Посреди ночи, Йенс?
Ее подозрения усилились.
– Я живу по мексиканскому времени, не мог заснуть.
– И поэтому ты звонил несколько раз?
– Да, звонил.
– Зачем?
– Откуда такая подозрительность?
– Зачем, Йенс?
Он попытался прочесть ее мысли.
– Твой друг Хасани отвез меня в город после спасательной операции. У него зазвонил телефон, он заторопился и высадил меня. Мне это показалось странным. Я поехал домой, тревога не отпускала, позвонил тебе. Но это неважно. София, расскажи, что случилось?
Она рассказала, как смогла. От начала и до конца. Как она работала на Арона, с тех пор как разошлась с Йенсом. Как она недавно связывалась с Ханке, когда узнала, что они вместе с колумбийцами ведут деятельность против Гектора. Что результатом ее встречи стало убийство Дафне и Тьери. Она рассказала о телефонном разговоре Лежека в машине, как она поднялась в квартиру, где остался один Альберт, о нападении и исчезновении Альберта.
– Гектор? – спросил Йенс.
– По-прежнему в коме.
– Арон?
– Он главный ответственный.
– Что это значит?
– Он следит за тем, чтобы дела шли хорошо.
