София обрадовалась, что снова видит его. Но Михаил Асмаров не тот человек, который должен вызывать радость. Он был прирожденным убийцей, смертельно опасным, противоположностью всему, во что она верила. Все равно на ее лице появилась едва заметная улыбка, она чувствовала это. Может, просто облегчение от мысли, что вот сейчас он на ее стороне, что просто кто-то на ее стороне…
Йенс подошел сзади, осторожно дотронулся до ее руки.
– Пойдем, – тихо сказал он.
Они пошли к лифтам. Как будто обладая глазами на затылке, Михаил встал и направился к Йенсу и Софии, не поднимая глаз и не смотря на них. Карта-ключ в руке у Йенса легко скользнула к нему в карман.
Серебристый лифт, блюзовая мелодия. На пятом этаже – мрачный темно-зеленый огнестойкий ковролин.
Когда они вошли в номер Михаила, на застеленной кровати лежала куртка.
Дверь открылась, и появился Асмаров. Странное зрелище – он занимал половину всего пространства. Михаил посмотрел на Софию и Йенса, просто проверяя, что это они, – ничего более.
– Поговорим? – Его голос гремел низкими тонами.
Он вошел в комнату, выдвинул стул из-за стола, показал Софии на кресло – оно все равно было для него слишком маленьким. Йенс нашел место у подоконника и прислонился к нему.
Михаил сидел, уперевшись руками в колени, широко расставив ноги; его пах источал тестостерон.
– Я знаю, что Ханке скрывается, – начал он. – И что Ральф с сыном Кристианом редко бывают вместе из соображений безопасности.
– Ты знаешь у них кого-нибудь? – спросил Йенс.
– Возможно.
– Спросить можешь?
– Нет.
Михаил смотрел на Софию, как будто пытался лучше вспомнить ее.
– София, – прогремел он.
Она молчала.
Асмаров потер подбородок большим пальцем.
– Жизнь к тебе несправедлива?
Этот вопрос можно было принять за сарказм. Но его задал Михаил. Он не вкладывал в него какие-то другие смыслы. София задумалась над его словами, несколько раз прокрутила вопрос то так, то этак и пришла лишь к единственному ответу.
– Да, – ответила она. – Жизнь несправедлива ко мне.
Он сверлил ее глазами. Ей показалось, что вопрос был задан, чтобы протестировать ее. Возможно, проверить ее честность, отношение, ее взгляды. Кто она в этой истории, жалеющая себя мать?
– Ты изменилась? – спросил Михаил.
– В смысле?
– Такое впечатление.
– Тогда, скорее всего, да, – сказала она.
На время его глаза подобрели, как будто он понял ее; потом мужчина отвел взгляд и снова превратился в свое большое угрюмое «я». Затем встал, взял куртку, достал из внутреннего кармана сложенную карту и расправил ее на кровати.
На карте был изображен Мюнхен с окрестностями: черные отметки то тут, то там, обведенные адреса, стрелки в углу, направленные к краю и выходящие за пределы карты. Михаил ткнул большим указательным пальцем в середину карты, центр Мюнхена.
– Тут отмечена недвижимость, которую я помню со времен, когда работал на Ральфа Ханке. Некоторые здания – офисы, другие – жилые дома; есть конспиративные квартиры и просто помещения без определенного значения; многие дома пустуют.
София показала на стрелки, которые указывали в противоположную от города сторону:
– Что они обозначают?
– Три фермы. Дачи, охотничьи домики, за́мки… не знаю, как они называются, – Михаил закашлялся. – Но они крупные. Расположены по отдельности и окружены обширными участками земли. – Он посмотрел на Йенса и Софию. – И это только здесь. У него есть владения по всему миру.
– Начнем отсюда, – сказал Йенс.
– О’кей, – произнес Михаил, мысленно изобретая план действий; на вид давалось ему это мучительно. Он потер глаз указательным пальцем. – Оружие у вас есть?
– Нет.
– Люди?
Качание головой.
Михаил приподнял одну бровь.
– Ты и я против Ханке, без оружия? – спросил он.
Йенс взглянул на Софию, а потом снова на Асмарова.
– Да, – ответил он.
* * *
София и Йенс швырнули сумки в свои номера, спустились вниз в вестибюль. Там их встретил прилипчивый кошмар, когда пианист заиграл «Strangers in the night»
[20]. Вдобавок он начал петь… лучше б он этого не делал.
Они заказали еду из барного меню.
– Спасибо, Йенс, – сказала София. – Спасибо, что помогаешь мне.
Он молча ел.
– У нас есть другой выбор? – спросила она.
Йенс недоумевающе посмотрел на нее.
– Можем ли мы действовать как-то по-другому? – добавила она.
Он покачал головой:
– Нет…
30
Стокгольм
В дверь позвонили. Очень поздно для вечера буднего дня. Антония завернулась в халат, вышла в прихожую и открыла дверь. Она не ожидала увидеть там Майлза Ингмарссона.
– Привет.
– Привет.
Тишина.
– У тебя будет минутка?
– Минутка для чего?
– Для разговора.
– Разговора?
– Да, разговора.
– О чем?
Он начал терять терпение.
– Так ты меня впустишь или нет?
* * *
Антония сделала чай. Майлз сел за кухонный стол и взглянул в темное окно.
– Это южная сторона? – спросил он.
Антония клала чай в ситечко. Сначала она не услышала вопроса – не была готова к такому обыденному разговору.
– Да, южная.
– Наверняка днем жарко, когда светит солнце.
Антония повернулась к Майлзу. Она могла либо ответить, либо проигнорировать его ремарку. Вообще она хотела попросить его перестать молоть чушь, но по какой-то причине не сделала это. Напротив, смягчилась и расслабилась.
– Да. Здесь становится очень жарко. Особенно летом.
Они переглянулись. Антония робко улыбалась – наверное, в знак благодарности, что они сейчас, после бессодержательного унылого разговора, непонятным образом оказались на одной волне.
Она поставила на стол две чашки и чайник.
– Это моя кухня, и тут сидишь ты, Майлз Ингмарссон, посреди ночи? – И села прямо напротив.
– Сейчас не середина ночи.
София не собиралась возражать. Майлз обдумывал свои слова.
