Пазл наконец сложился в голове у Томми. Идиот Ларс Винге сделал копии всех материалов и положил их в свою ячейку. Майлз Ингмарссон изъял их при помощи фальшивого удостоверения и отдал этой стерве Антонии Миллер.
У Томми начал дергаться глаз.
* * *
Парень Ванессы, борец за экологию и неудачник-этнолог Маттиас, сидел в кресле Томми в гостиной, был пьян и читал книгу. Грохот на кухне – Ванесса и Эмили помогали матери.
Томми встал в дверном проеме. Маттиас почувствовал его присутствие и поднял глаза.
– Здравствуйте, – сказал маленький коммунистический мерзавец.
Томми не ответил, только кивнул, едва заметно.
Маттиас поднял карманную книгу:
– Я нашел ее на полке.
Томми искоса взглянул на заголовок. «Скафандр и бабочка». Одна из книг Моники.
– Вот как!
– Она о парализованном мальчике, о синдроме запертого человека.
Томми пристально смотрел на маленького скрюченного паренька. Наверняка слаб физически и поэтому вынужден самоутверждаться за счет интеллекта. Сложные книги, очевидно, входили в список этой тягомотины.
Томми не реагировал. Маттиас засомневался.
– Довольно интересно, – сказал он и снова спрятался в книгу.
– Почему ты не на кухне и не помогаешь?
– Помощь не нужна.
– Это они так сказали?
Маттиас кивнул.
– Дословно?
Маттиас молчал.
– И тогда ты сел сюда, в мое кресло?
– Ну, да.
– Рановато для хамского поведения, тебе не кажется?
Томми вышел. Маттиас фыркнул у него за спиной.
«Ла-ла-ла», – напевал про себя Томми, чтобы не вернуться и не наподдать ему.
На кухне он обнял дочерей.
– Привет, папа.
Объятия были холодными и скованными. Странное напряжение. Полуулыбки и страх перед неизвестностью витали вокруг удивительной папиной личности.
Моника пыталась улыбаться. Томми увидел баллон с кислородом на колесах рядом с ней, прозрачную резиновую насадку у нее в руке. Моника периодически дышала через насадку.
– Он новый? – было единственное, что смог выдавить из себя Томми.
Моника улыбнулась в знак согласия.
– Ага, здорово! – сказал он и достал бутылку вина из стойки у стены.
* * *
Еда на ужин, как всегда, была превосходна. Они ели и сдержанно беседовали. Томми думал об Ингмарссоне и Миллер. Давление в груди переместилось наверх по шее в голову. Из-за него мозг начинал работать медленно и туго. Томми пил вино спокойно, но быстро – удобный трюк, никто не замечал количества выпитого, как ему казалось.
Маттиас рассказывал о гендерных вопросах. Парень хорошо владел предметом; он громко и уверенно разговаривал с женщинами Томми, сидевшими за столом.
Томми ел, глядя в тарелку; челюсти его активно работали, дыхание через нос было прерывистым. Кровяное давление росло параллельно с болтовней Маттиаса о структурах власти, патриархальном обществе…
Томми пытался думать о другом, отключиться, но проклятый левацкий гундосый голос умника разрезал пространство комнаты на такой частоте, что скрыться от него было невозможно. Такие слова, как «ловушка для женщин», «сексизм», «женский футбол», «либеральные феминистки», «квотирование», «гендерные роли», впечатывались в сознание Томми. Крышка просто треснула, это не поддавалось контролю. Ярость вырывалась из земноводного мозга через голову и наружу из глаз.
– Мелкий занудный засранец, – прорычал Томми, вставая со стула и хватая Маттиаса за челку.
Кусая нижнюю губу, он раз за разом бил парня головой об стол. Тарелка разбилась вдребезги. Девочки кричали; Моника низким, приглушенным и слабым голосом просила его успокоиться. Но Томми не слышал, он действовал решительно и увлеченно – как если б получилось почесать там, куда не добраться. Эмоциональная разрядка подняла ему настроение, принесла внутреннее умиротворение, его окутывало своеобразное тепло.
Томми остановился, взглянул на Маттиаса. Осколки от керамической тарелки прилипли к его лицу вместе с соусом и овощами.
Краем глаза Томми видел, как Моника попыталась встать и помешать ему, но отнимавшиеся конечности не давали ей свободы. Еще некоторое время он продолжал избиение открытой ладонью. Потом отпустил волосы парня и сел обратно на стул, откинулся на спинку, чувствуя себя расслабленно и умиротворенно.
Маттиас был ошарашен. Из носа мощным потоком текла кровь, волосы стояли торчком, раздавленный взгляд блуждал по столу; он не до конца понимал, что только что произошло.
Девочки тихо плакали. Моника пристально смотрела на супруга. Томми заметил, что все еще улыбается. Улыбка была искренней. Она шла от сердца.
– Мне хорошо, Моника, – прошептал он. – До неприличия хорошо.
Она ничего не сказала, просто продолжая безмолвно смотреть. Томми встретился глазами с дочерьми. Когда они отвернулись, в нем зародилось сомнение.
– Ну, ведь нужно же иногда это делать? Чувствовать себя хорошо?
Уверенность в голосе внезапно исчезла.
Тут в кармане у Томми завибрировал телефон. Он достал трубку и сказал по-английски:
– Saved by the bell
[24].
Ванесса начала плакать громче.
Томми проверил номер, шикнул на нее, чтобы не шумела.
– Да-да, – ответил он в трубку и встал.
Связь барахлила. Он махнул рукой Ванессе, прося ее перестать ныть.
– Алло!
– Томми? – Высокий голос на другом конце.
– Да?
– Это Роджер Линдгрен. Твой приятель Майлз здесь, у меня дома.
Томми вышел из-за стола и позвонил Нигерсону.
* * *
Первый раунд провалился. Теперь Майлз лежал на полу. Роджер Линдгрен бил его ногами по лицу.
Ингмарссон тщательно подготовился, четко распланировал свои действия. Он собирался подняться по лестнице в доме на улице Хагагатан и позвонить в дверь. Потом он втолкнул бы Роджера Линдгрена в квартиру и несколько раз ударил его. Майлз надеялся на преимущество, которое получит за счет внезапности. Он планировал, что в ту же секунду Линдгрен окажется на полу, а Майлз сможет сделать то, зачем пришел.
