Лежек сделал шаг назад, бесшумно побежал обратно через ограду и соседский сад и запрыгнул в машину.
– В доме полиция, и они ждут нас, – сказал он, садясь на заднее сиденье рядом с Гектором.
Соня завела машину и тронулась с места.
– А остальные? – спросил Гектор.
– Я никого не видел. По-видимому, они уходили в спешке.
Все задумались.
– Как полиция нашла нас? – спросил Гектор.
– Раймунда или Ангела? – ответил вопросом на вопрос Лежек.
– Ангела, – сказала Соня. Никто не спорил.
– Что она знает? – поинтересовался Гектор.
– Достаточно, – ответила Соня.
– Достаточно чего?
– У нее есть наши имена, она знает всю историю, она была замужем за твоим братом, Гектор.
Соня ехала вверх по петляющей дороге.
– Куда ехать? – спросила она.
Все погрузились в размышления.
– Нам просто-напросто нужно исчезнуть, – строго произнес Гектор.
– У нас нет денег, – сказала Соня. – А нет денег – нет друзей.
Она искала взгляд Гектора в зеркале.
– Нет друзей, нет денег, – бормотал тот себе под нос. Потом заулыбался, как будто в этом было что-то смешное.
Они начали перебирать имена. Имена партнеров, друзей, знакомых, людей из прошлого. Никто не подходил – риск был слишком высок. Они зашли в тупик.
Через четверть часа Лежек сказал:
– Троюродный брат твоего отца, Гектор.
– Кто? – спросил тот.
– Адальберто каждый год посылал деньги в монастырь в Тоскане, поддерживал его деятельность, помнишь?
Гектор задумался. Да, он помнил. Роберто…
– Едем в Тоскану, – сказал он.
55
Стокгольм
Паспорта соответствовали стандарту ЕС.
Марианне из химчистки сидела за рулем своего серебристого «Ягуара XJ6» и разглядывала их, словно сотрудница паспортного контроля.
– После того как ты мне позвонила, Антония, ему понадобилось полтора дня, чтобы их изготовить. Некоторые мастера достойны восхищения, – сказала она и отдала документы женщине и мужчине, сидящим сзади.
Майлз с Антонией открыли новые паспорта и стали разглядывать свои фотографии, фальшивые имена, фальшивые подписи.
– Это не обычное дело, чтобы вы понимали.
Они непонимающе посмотрели на нее.
– Это шедевр, – сказала Марианне. – Фальшивые карты, удостоверяющие личность, и действительные паспорта… Не принимайте их как само собой разумеющееся. – Она пристально посмотрела на них. – И наконец. Это семьдесят шестая, ее мне подарил Ассар. Малейшая царапина – и я никогда вас не прощу.
Она открыла дверь машины, длинную и тяжелую, вышла из автомобиля, наклонилась и снова заглянула внутрь.
Смахнула с себя строгость, и черты ее лица приобрели обычный вид.
– Будьте осторожны, что бы вы ни делали, – сказала она и захлопнула дверь.
Майлз и Антония перелезли вперед, Майлз сел за руль. Тот был большим и узким. Ингмарссон повернул ключ. Старая машина завелась. Мотор работал надежно. Антония включила навигатор на телефоне и приложение с картами и вбила адрес маленькой деревни в Ютландии, который дала ей София. Затем поднесла телефон к лицу Майлза, чтобы тот увидел маршрут.
– Нам ехать десять часов, – сказал он и выехал с парковочного места.
– Поиграем? Позагадываем животных? – равнодушно сказала Антония.
* * *
Томми лежал на диване, прислонив голову к груди Моники. Она погладила его по волосам легким и едва заметным движением.
– Ты был хорошим, Томми.
Она говорила тихим и расслабленным голосом; речь давалась ей с трудом, слова растягивались. Она боролась со словами.
– Всегда, с тех пор как я впервые встретила тебя. По отношению ко мне и девочкам, ко всем, кого ты знал. Даже к врагам.
Он искал симметрию между потолком и верхней частью распахнутой двери.
– Но потом ты стал плохим, Томми.
Закрыв один глаз, он совместил часть двери и угол на потолке.
– Ты перестал разговаривать со мной, стал молчаливым и мрачным. Ты то и дело оживлялся, как будто депрессия пряталась внутрь. Ты изменился. Я хотела помочь, но не могла до тебя достучаться, Томми… Ты замкнулся и исчез.
Он отвлекся от симметрии и просто тупо смотрел в потолок.
– Может, все кончилось, Томми? Может, конец?
Моника резко замолчала, слабо дыша; потом продолжила, уже тише:
– Ты должен поговорить с дочерьми и объясниться. Дай им возможность не нести на себе этот груз. Ты мог поговорить с ними раньше, так сделай это сейчас… Сделай как лучше, Томми.
Он слушал. Он слышал, но не понимал. Раньше понимал. Но раньше – это не сейчас, в прошлом все было совсем иначе. Он был другим, всё было другим. Раньше он был полицейским, супругом, папой, коллегой – легкий, заботливый и, несмотря на относительно мрачный взгляд на жизнь, старающийся поступать правильно. Теперь он по-прежнему был полицейским, супругом, отцом и так далее. Но еще – преступником, убийцей, и при том же мрачном взгляде на жизнь он теперь осознанно поступал плохо. Путь был предопределен. Томми не мог изменить его, как бы ни хотел. Последствия стали бы слишком серьезными.
Моника… Она для него всё. Вероятно, та сила, которая толкала его вперед. Она должна быть абсолютным добром, но она им не была, а, напротив, являлась воплощением зла.
Томми взглянул на супругу.
– Я бросил пить, – сказал он.
Моника читала у него по глазам.
– Хорошо, – прошептала она.
– Я люблю тебя, – сказал Томми.
Она верила в него, и он видел это. Для него это играло особенную роль, когда он сам перестал верить в себя. Томми отвернулся.
– Я люблю наших девочек, – добавил он.
Моника гладила и гладила его.
Солнце скрылось за облаком, и в гостиной стало сумрачно.
– Я хочу повернуть время вспять, Моника. Но не могу.
Она продолжала его ласкать.
– Да, Томми, это невозможно.
Она говорила тихо, едва слышно. Вся она – словно птенец, выпавший из гнезда.
Время обволакивало их. Томми хотел остаться там, остаться у своей Моники, чувствовать себя спокойно и обыкновенно.
– Томми? – прошептала она.
Он выжидал.
– Я хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что.
Он попытался опередить ее.
