Томми закончил мочиться, стряхнул капли, засунул член внутрь и подошел к Уве, который лежал на боку и, вытаращив глаза, смотрел на Томми. Он тяжело и прерывисто дышал, в щеке зияла дыра. Верхняя челюсть была раздроблена, во рту болтались окровавленные зубы.
Томми Янссон молча посмотрел на него, поднял оружие и разрядил весь барабан в Нигерсона – в пах, в грудь, в плечо, в шею, в лоб. Еще пять выстрелов.
Уве умер шесть раз.
* * *
Вода в раковине приобрела розоватый оттенок. Арон смывал с рук кровь Софии.
Он зарегистрировался в мотеле у шоссе недалеко от датско-немецкой границы. В спальне открыл сумку, которую забрал из дома Йенса, выложил ее содержимое на кровать и начал скрупулезно его просматривать. Дело касалось Софии. То, что за ней следили, что полицейские, занимавшиеся слежкой, были коррумпированы, он уже знал. Но можно было выяснить кое-что еще – возможно, она стучала полицейским, по крайней мере, выходила на связь с Гуниллой Страндберг, которая вела охоту на Гектора. Все это было неточно и отчасти невинно. Но материала хватало для того, чтобы составить целостную картину. Картину, разоблачающую Софию, которая позволит Гектору все осознать, забыть и оставить ее в прошлом.
Арон разделил предметы из сумки на две стопки. В первой находился компрометирующий Софию материал. Во второй – все остальное.
Он убрал первую стопку в сумку, сел на кровать и уничтожил всю вторую стопку: разрезал бумагу, сломал носители информации, разорвал снимки и изображения до неузнаваемости. Потом положил все это в пакет, завязал его и выкинул в мусорный бак за рестораном мотеля.
57
Мюнхен / Валье-дель-Каука
– Тебе там удобно? – спросил Кристиан.
Альберт кивнул.
Частный самолет «Бомбардир Челленджер», отделанный бежевой кожей и ореховым деревом, был рассчитан на восемь пассажиров, но летели всего четверо. Альберт, Кристиан, а за ними Эрнст и Роланд – каждый на своем сиденье.
– Тебе нужно что-нибудь? – задал очередной вопрос Кристиан.
Альберт покачал головой.
– Хочешь пить?
– Нет, – хрипло ответил подросток.
– Голодный?
Кристиан улыбнулся. Альберт не был голоден, он отвернулся.
* * *
«Челленджер» спокойно летел на высоте двенадцать тысяч метров, двигаясь вперед на реактивных струях. Альберт ел, читал, пытался убить время. Наступила ночь; он заснул, но спал лишь урывками. В темноте они приземлились для дозаправки и снова взлетели. Альберт уснул.
Потом наступил день. Самолет, пробившись сквозь облака, начал снижаться; он пролетел по широкой дуге над городом, выровнялся и подготовился к посадке. Частный аэропорт с маленькой диспетчерской вышкой из забытых времен. Самолет приземлился, резко затормозил и вырулил к двум ожидавшим серебристым машинам «Кадиллак Эскалейд».
Немилосердно слепило бело-желтое солнце, струился раскаленный воздух. Дом остался далеко.
– Где мы? – спросил Альберт.
– Давай я помогу тебе вылезти, – сказал Кристиан.
* * *
Их везли по открытой местности, потом по лесу, похожему на джунгли. Шлагбаум, вооруженный охранник, снова лес. За деревьями – снайперы с направленными на проезжавшую машину винтовками. Потом деревья расступились – за́мок, зоопарк, бассейны, водопады, теннисные корты.
Машина замедлила ход и остановилась у входа.
Когда дверь со стороны Альберта открылась, его уже ждала инвалидная коляска. Кристиан поднял его.
По лестнице спустился темноволосый мужчина с широкой белозубой улыбкой, в рубашке свободного покроя и новых джинсах.
– Кристиан, – начал он. – Добро пожаловать! И ты, Альберт, тоже. – Остановился перед подростком. – Я знаю твою маму. Меня зовут Альфонсо Рамирес. Мой дядя – дон Игнасио, это его дом, и он приветствует всех вас.
Альфонсо что-то выискивал у Альберта в лице.
– Вы похожи, вы с мамой. Тебе повезло.
Он рассмеялся, показал на Кристиана и кивнул, чтобы тот помог ему. Они подняли коляску с Альбертом, каждый со своей стороны, и внесли вверх по лестнице, а затем внутрь через большие ворота.
Его оставили в просторном открытом холле – мрамор, золото, фарфоровые животные в натуральную величину, все роскошно. В клетке под потолком нервно металась шимпанзе и то и дело кричала. Мимо пробегали слуги, временами появлялись телохранители. Как в кино – в плохом кино.
К ним подошел мужчина лет пятидесяти пяти, темные волосы, бледная кожа, нарушенная координация.
– Дон Игнасио, это Кристиан Ханке и Альберт Бринкман, – произнес Альфонсо.
Шимпанзе в очередной раз закричала.
Игнасио Рамирес взглянул на Кристиана, а затем на Альфонсо.
– Это что? – Он показал на Альберта.
– Альберт, – ответил Кристиан.
– Похищенный, прикованный к инвалидному креслу ребенок в моем доме? Где сын Гектора Гусмана?
– У нас его больше нет, – ответил Кристиан.
– Вот как? А с этим мы что будем делать?
– Он будет со мной. Временно, – добавил Кристиан.
– Временно?
Шимпанзе орала и носилась по клетке. Игнасио не обращал на это внимания, чего не скажешь о Кристиане. Обезьяна его раздражала.
– Да, временно, – ответил он, раздражаясь.
– А ты, надолго ты тут останешься? На время?
– Мы будем здесь, пока не узнаем, как дела у Гектора.
Игнасио недовольно посмотрел на него:
– Вы приехали сюда, чтобы скрыться?
– Мы достанем Гектора, рано или поздно. Нам просто нужно немного времени, чтобы собраться с мыслями.
Игнасио вспыхнул.
– Временно, собраться… Что это за чушь? Ты и твой отец хотите достать Гектора Гусмана – в этом суть нашего сотрудничества. Мы помогли вам найти его сына, мы помогли вам техническими средствами и людьми. Мы столько сделали для вас, что у вас появился шанс застрелить Гектора. Но вы даже тогда всё запороли. А теперь еще и это?
– Сотрудничество продолжится, пока не покончим с Гектором; так мы видим ситуацию.
Дон Игнасио сделал преувеличенно большие глаза.
– Так вы видите ситуацию? – Он повернулся к Альфонсо: – Вот так они видят ситуацию.
Альберт наблюдал за всем происходящим. Игнасио изливал свой сарказм. Шимпанзе кричала у них над головами.
Кристиан опустил глаза. Игнасио ловил его взгляд.
– Но у меня другое ви́дение, дорогой Кристиан Ханке. Больше ничто не имеет значения.
Шимпанзе бесновалась.
Игнасио поднял руку, к Кристиану подошел один из телохранителей и показал, что хочет обыскать его. Кристиан протянул руки. Телохранитель нашел телефон и засунул себе в карман.
